— Котлеты, — ответил Лилков. — А на гарнир фасоль. Круглогодичное меню бай Янко, он здесь сразу в трех ипостасях — и повар, и официант, и хозяин гостиницы. По части напитков тоже не ожидайте чудес — красное вино да ментовка, ничего иного здешние лесорубы не употребляют.
Солнце склонялось к верхушкам деревьев, неподвижно замерших в полном безветрии. Даже птицы умолкли. Сквозь темные стволы и золото листвы показались наконец бревенчатые стены двухэтажного добротного дома.
Отсюда, с земли, местность выглядела незнакомой, но Бурский еще издалека заметил «свою» дачу и, когда приблизились к ней, сказал:
— Вот это дом так дом.
Лилков, взглянув на приятеля подозрительно (не очередной ли розыгрыш?), подключился.
— Значит, здесь? Правильно сориентировались. Эта дача принадлежала господину Кондюкову, богачу, белоэмигранту, в тридцатые годы он был тут лесопромышленник известный. Ворочал большими делами… Да-а-а, его дачка вполне годится для моего сценария. Когда-то у нее даже собственное название было — «Горный цветок», помню, табличка висела — и на ней буквы славянской вязью. И не дачей звалась, а виллой.
— А до Кондюкова чья она была? — спросил Бурский.
— Он ее построил для молоденькой любовницы. А сам уже был полупарализованный старик. Вот отгрохал дворец, верно? Как видите, размах купеческий.
— Он еще жив? — наивно поинтересовался оператор.
— Кто, Кондюков? Да ему перевалило бы за сотню.
Нет, скончался еще во время войны. А дача с тех пор переходила из рук в руки.
— Кто теперь владелец? — спросил Бурский.
— Это знает Иван.
Они спокойно осмотрели и сфотографировали красавицу-дачу со всех сторон. Ставни на окнах закрыты, на двери висел замок.
— Когда строили, — продолжал Пухи, вжившийся в роль сценариста, — господин Кондюков позаботился о глубоком погребе, чтобы хранить там вина. Конечно, не ментовку и наше красненькое, а шампанское, мозельское, французский коньяк. Хорошо бы показать погреб в моей картине, да жаль, он давно пуст!..
Возвращаясь в отель, они еще издали почувствовали запах жареного мяса, и Шатев, ускорив шаг, воскликнул, что готов съесть сразу пять котлет.
— Не одолеешь, — ответил Пухи, — у бай Янко они преогромные.
— Тогда шесть!
В пустом ресторане они заняли столик и с аппетитом принялись за ужин. Все оказалось необыкновенно вкусным. Вскоре появились и лесорубы — живописные, почти как в вестернах, — не преминул заглянуть на огонек и Иван, которого Лилков тут же пригласил в компанию. Ивана он представил как бывшего управляющего курортом, занимавшего сей ответственный пост лет двадцать назад. Это явно польстило гостю. После второй рюмки лицо его раскраснелось, он разговорился. Сказал, какая для него большая часть — беседовать с работниками кино, которые приехали из самой столицы «прославить курорт». Может, и его самого заснимут для фильма о партизанах?
Года полтора назад дачу, по его словам, приобрел господин Бангеев — «виноват, товарищ Бангеев». До него много лет владельцем был какой-то Ликоманов. Имени его Иван припомнить так и не смог: и не Антон, и не Андрей, какое-то заковыристое, он такого никогда не слышал. Широкой души был господин, любезный, воспитанный, таких нынче все меньше становится. Нынешний владелец дачи — упрямый, прижимистый хозяин, сюда он наведывается редко.
Ивану объяснили, для чего нужна дача съемочной группе. Замысел фильма он с важной миной одобрил, готов был помочь со сценарием, поскольку помнил военные времена, и охотно сообщил телефон Бангеева. Если киногруппа что-нибудь заплатит этому скупердяю, уверял Иван, тот на все согласится, особенно сейчас, по окончании курортного сезона. Ведь до следующего лета даче пустовать (впрочем, и этим летом она стояла пустая).
— Нет, — вспомнил Иван, — недавно там были двое. Когда ж это было? Да, кажись, месяц назад… Даже меньше месяца. Я ведь за этой дачкой присматриваю. Вроде и не мое дело, но рядом курортные корпуса, мало ли что… Услыхал я однажды: кто-то там, в доме, разговаривает. Подхожу, зову: «Господин Бангеев!» Кричал, кричал — никто не отвечает. Ну, думаю, дело нечисто, и решил подняться на террасу, замок осмотреть. Подымаюсь — и выходит мне навстречу человек. Нет, не Цвятко Бангеев, а какой-то вообще мне не известный. Смуглый такой, здоровенный. Я, говорит, от Бангеева, он дал мне ключи. И показывает связку. Правда, издалека: не такой уж я простак, не стал к нему подходить близко. Мы, мол, здесь водопроводные трубы в порядок приводим, вместе с братом. «А, с братом», — киваю я ему, а тут и брат показался, тоже смуглый, но комплекцией совсем жиденький, совсем как подросток. Оказывается, они еще и обои задумали сменить — машиной обои привезли. А машину оставили в рощице поодаль, почти рядом с шоссе. После уж я ее осмотрел. Синий «москвич».