— Та-ак… — проговорил наконец трассолог с нескрываемым азартом. — Та-ак, мои миленькие!..
— Ну что ты, бай Минчо, резину тянешь! — не выдержал Шатев. — Интересным хочешь прослыть, да? Загадочным?
— И зачем мне быть интересным, а тем паче загадочным? — невозмутимо ответствовал тот. — Известно, что здесь можно найти. Уж не сокровища царя Соломона. Отпечатки пальцев, чего же еще. Очень отчетливые… Вот, гляди — последние!
— Его отпечатки?
— Да не его. Гляди по их расположению: кто-то держал его за ноги. За туфли, если точней. Но не спешите! Для верности надо и с его отпечатками сравнить. — Он обернулся к Пепеланову. — Извините, товарищ полковник, никто из ваших к туфлям не прикасался?
— Нет-нет! — ответил полковник. — При мне его вытаскивали. За ноги и под мышки. А к обуви — ни-ни.
— Будем надеяться. — И бай Минчо снял со стола туфли — осторожно, как величайшую ценность.
Все, кроме Брымбарова, потянулись к автобусу. Надо было попасть в село Петровско, поговорить со спелеологами, затем и в пещере побывать.
Пепеланов любезно предложил их сопровождать, что было весьма кстати: полковник был в униформе и его погоны отворят любые ворота и уста. Наверняка и ему интересно было поработать с коллегами из Софии.
Откуда-то вынырнул Лилков — и сразу посыпались как горох всевозможные байки из его перенасыщенной информацией журналистской жизни. Шофер и Тодорчев слушали, раскрыв рты, хотя кое-какие из этих историй попахивали выдумкой, но рассказчик Пухи был отменный.
Когда он ненадолго примолк, Бурский представил его полковнику. Тот был ошарашен: не нравилось ему присутствие постороннего человека в оперативной группе, ко всему прочему журналиста.
— Ну вы и промахнулись, не взяв меня в морг! — заливался Лилков. — Я б вам таких снимочков нащелкал — закачаешься. «Кодак» — это вам не фунт изюма! — Он похлопал по футляру.
— И без «Кодака» как-нибудь управимся, — пробормотал, насупившись, Пепеланов. Он наклонился к Бурскому и спросил шепотом: — Кто этот гражданин, чего он тут потерял?
Лилков был крупный мужчина ростом около двух метров, да к тому же склонный к полноте. Рядом с таким громилой низенький и худенький Пепеланов не очень-то смотрелся. Даже сам этот контраст мог стать причиной нерасположенности их друг к другу. Поскольку перчатка была брошена, Пухи изготовился достойно ответить на вызов — в таких ситуациях он чувствовал себя как рыба в воде. Бурский поспешил пресечь назревающую ссору — все-таки он руководил важной операцией, он представитель центрального руководства.
— Я пригласил товарища Лилкова нас сопровождать… Он мой старый друг и сокурсник, тоже юрист.
— А если растрезвонит?
— Не беспокойтесь. Ни строки не опубликует без нашего ведома.
До самого Петровского слушали об охотничьих подвигах Пепеланова. Бурский отмалчивался — он всю жизнь питал отвращение к убийству беззащитных животных. Лилков со стажером негромко переговаривались на заднем сиденье, и беседу с полковником поддерживал в основном бай Минчо да изредка вступал Шатев.
В Петровском прежде всего разыскали председателя местного клуба спелеологов Станачко Станачкова (он работал в общинном совете), который рассказал следующее.
Когда они вошли в пещеру, уже вечерело. Впрочем, там и днем темно, и потому спелеологи всегда ходят в пещеру с фонарями… На этот раз думали исследовать левый рукав Подлой. Особой цели не преследовали, просто решили нанести на карту кое-какие мелкие детали. Шли всемером — четверо мужчин, три женщины. Были среди них новички. Пещера не из трудных, карстовая, даже без сталактитов. Разве что пропасть в самом ее начале, из-за которой пещеру и прозвали так некрасиво. Но какой спелеолог не знает о ней, об этой пропасти?
Часа два-три побродили в левом рукаве, осмотрели зал в самом его низу и уже ближе к выходу, в том месте, где сильнее всего выдается карниз над озером, обнаружили утопленника.
— Слышу вдруг визг, — рассказывал Станачко. — Кричала вроде бы Шинка, она была последней в связке. Ох и перепугался я: подумал, сорвалась она, не дай бог… Однако ни шума падения, ни всплеска внизу — тишина. Кричу: «Шинка, что случилось?» А она: «Ой, мамочка родная! Ой, мамочка!..» Навожу фонарь, видно плохо, но замечаю: стоит как одеревенелая. Карниз довольно узкий, скомандовал я всем не двигаться с места и пробрался к Шинке. Она фонарь погасила и всхлипывает, как ребенок. А девица внушительная, почти метр восемьдесят. «Ну чего ты разнюнилась?» — говорю ей строго. Она фонарь опять включила и направляет его луч в озеро. Гляжу: торчат над водою ноги в черных носках и черных лаковых туфлях. Тут и я перетрусил. А Шинка все светит туда и ревет. «Хватит вопить!» — прикрикнул я и, заставив ее стронуться с места, придерживая, повел впереди себя. Все до одного, в целости-сохранности, вылезли мы из пещеры, и впрямь, оказывается, подлой. Быстро спустились в село, оттуда я сразу позвонил в окружное управление милиции. А вскоре снова пришлось карабкаться наверх, уже вместе с милиционерами.