– Что скажете о мистере Флетчере? – спросил Клинг.
– А что о нем сказать? – пожал плечами швейцар. – Приличный человек, адвокат. И вот смотрите, что происходит. Возвращается он домой и что обнаруживает? Лежащую на полу мертвую жену, которую, возможно, прикончил какой-то псих наркоман. И что это – жизнь? Кому такая жизнь вообще нужна? Уже спокойно в собственную спальню зайти нельзя – того и гляди, что на тебя кто-нибудь бросится. Куда это годится?
– В котором часу мистер Флетчер вернулся домой? – поинтересовался Берт.
– Где-то в половине одиннадцатого, – отозвался Фил.
– Вы уверены?
– Совершенно уверен, – решительно кивнул швейцар. – И знаете почему? Живет тут у нас в квартире двенадцать-С миссис Хоровиц. То ли у нее нет будильника, то ли она его ставить не умеет – муж умел, да помер два года назад. Одним словом, каждый вечер она звонит мне, уточняет, который час, и говорит, во сколько мой сменщик должен разбудить ее утром. Само собой, у нас здесь не гостиница – ну и что? Отказать старушке в такой ерунде? Вы бы отказались? То-то и оно. Кроме того, на Рождество она дает щедрые чаевые, а Рождество у нас не за горами. Так вот, сегодня вечером она звонит мне, спрашивает: «Какое сейчас точное время, Фил?» – я смотрю на свои часы, отвечаю, что половина одиннадцатого, и в этот самый момент подъезжает такси и из него выходит мистер Флетчер. Тут миссис Хоровиц просит передать моему сменщику, чтобы тот разбудил ее в половине восьмого, я отвечаю, что все сделаю в лучшем виде, вешаю трубку и скорей к мистеру Флетчеру помочь с чемоданом. Вот так я и запомнил точное время.
– И мистер Флетчер сразу поднялся к себе в квартиру? – уточнил Клинг.
– Ну конечно, – Фил удивленно посмотрел на детектива, – а как иначе-то? Чего ему еще было делать в половине одиннадцатого вечера? Гулять по нашему райончику? Да это ж чистой воды самоубийство.
– Спасибо за вашу помощь, – поблагодарил полицейский.
– Не за что, – пожал плечами швейцар, – у нас тут вечно что-нибудь происходит.
Тем временем в отделении полиции шел допрос. Детективы обступили Джеральда Флетчера, образовав своего рода треугольник. Вершинами этого импровизированного треугольника были Питер Бернс, Мейер и Карелла. Полицейские внимали мистеру Флетчеру, и с их лиц не сходило изумленное выражение. Джеральд сидел на стуле, скрестив на груди руки. Супруг убитой посчитал излишним снимать шляпу, шарф, пальто и перчатки, отчего создавалось впечатление, что он в любой момент готов отправиться на улицу и желает во всеоружии встретить удары непогоды. Беседа проходила в маленькой каморке без окон, а табличка на единственной двери из матового стекла недвусмысленно гласила: «Комната для допросов». Обстановка каморки отлича-лась варварской роскошью: в ней имелись два стула с прямыми спинками, длинный стол – все это двадцатых годов. Стену напротив стола украшало зеркало, причем (хе-хе!) совсем непростое. На самом деле оно представляло собой одностороннее зеркальное стекло. Это означало, что находившиеся в комнате допросов видели в стекле только свое отражение, а вот расположившийся снаружи наблюдатель мог наслаждаться зрелищем происходящего внутри каморки, сам при этом оставаясь незамеченным. Стражи закона не всегда действуют напрямик – порой они идут окольными путями. Впрочем, преступ-ники тоже не лыком шиты. Во всем городе вы не найдете ни одного уголовника, который не смог бы с первого взгляда распознать одностороннего зеркала. Честно говоря, нередко случается, что преступники, обладающие чувством юмора, подходят вплотную к зеркалу, после чего начинают показывать язык и корчить рожи, выражая подобным образом всю свою безграничную любовь и уважение полицейским, наблюдающим за ними по ту сторону стекла. Именно таким образом демонстрируются взаимное уважение и восхищение, существующие между теми, кто охраняет закон, и теми, кто его нарушает. Пойдешь кривой дорожкой – угодишь за решетку. А раз тебе светит небо в клеточку, то минутка юмора не повредит. Так вроде говорил Еврипид.
Честность Джеральда Флетчера, которую можно было даже назвать суровой прямотой, полицейских удивила, но не потрясла. Одно дело говорить об убийстве супруги без лишних ужимок и заламываний рук, и совсем другое – упорно добиваться себе пожизненного срока. Последним Джеральд Флетчер и занимался.
