– Что ты понимаешь под «обычным образом»?
– Я имею в виду, что тот, кто ушел с этим идолом, не был просвечен рентгеновскими лучами.
– Почему не был?
– Потому что ему единственному нельзя быть просвеченным. Там должно быть устройство, позволяющее отключать рентгеновскую установку, когда спускается эта единственная персона. Этой персоной мог быть только один человек.
– Кто же это?
– Фотограф. Он вносил и выносил фотоаппараты с пленкой. А от рентгеновских лучей пленка покрывается «вуалью». Поскольку снимки с вечеринки «вуалью» покрыты не были, это яснее ясного говорит о том, что снаряжение фотографа не просвечивалось ни при входе, ни при выходе.
Берта сверкнула глазами, осмысливая сказанное.
– И Будда оказался у фотографа?
– Он был спрятан в его аппаратуре. Не будем вдаваться в подробности.
– Что он сказал, когда ты нашел статуэтку?
– Он не знает, что она у меня. Я ее украл.
– Ты меня доконаешь, – пробормотала Берта.
Я поднялся и вышел.
Элси Бранд показала мне вырезки из газет.
Это были колонки сплетен с множеством новостей о тех особах, что вечно на виду у публики. Много завуалированных клеветнических измышлений, по всей вероятности высосанных из пальца: «Что за подрядчик, как дурак, пребывает в раю, не ведая, что его жена наняла частного детектива, следившего за ним два месяца, и теперь она знает все о его апартаментах на Ноб-Хилл?.. Как получается, что некий юрист, чья фамилия начинается с М, всегда находит ночную работу для своего секретаря в пятницу вечером, когда его жена отправляется на собрание в свой клуб?..»
– Что о наших делах? – спросил я Элси.
Она показала на абзац почти в самом низу: «Ходят слухи, что богатая личность, которая тратит много времени на круизы вокруг чужих стран, не бывает дома слишком долго. Его жена, которая много моложе, строит свои собственные планы на то, как провести остаток жизни».
– Думаешь, это относится ко мне? – спросил я.
– Должно быть, – ответила она.
Я хотел было ответить, но нас прервала Берта Кул. Она воинственно встала в дверном проеме с деревянным духовым ружьем в одной руке и нефритовым Буддой – в другой.
– Не думай, что я собираюсь таскаться с этим утильсырьем, – выпалила она.
– Ты намеревалась обговорить гонорар, не так ли?
– Ты чертовски прав. Намеревалась.
– Тогда тебе лучше пойти на последний контакт с клиентом.
– Последний контакт, – отпарировала Берта, – будет, когда я определю размер гонорара. Я не собираюсь доставлять это ему на дом, словно мальчик-посыльный. Я все обдумала. Дональд, ты должен признать, что в финансовых делах Берта кое-что смыслит… Можно хорошо обыграть это. Ты возьмешь эти вещи и вручишь им. Расскажешь, каким путем удалось их вернуть. Не признавайся, что все было так чертовски легко и просто, как рассказал мне. Немного приукрась. Расскажи о своих умозаключениях, только не начинай с середины. Начни с первооснов. Расскажи ему обо всем, что связано с тем лифтом. Разукрась все хорошенько.
– Он может обидеться.
– Пусть обижается и катится к чертям. Мы должны получить свои деньги. Он уже оценил это утильсырье в девять тысяч баксов. Мы вернем ему украденное и избавим от головной боли.
Я покачал головой:
– Так не пойдет, Берта, нет!
– Что, черт побери, ты имеешь в виду под «не пойдет»?! Я говорю о деньгах!
– Я тоже говорю о деньгах, – сказал я. – Давай рассуждать логически. Если б, чтобы отыскать эти вещи, потребовался месяц, мы могли бы устроить большую игру. Мы же вышли на них и захватили сама знаешь как быстро. Мы не сможем расписать это как большую работу. Ну а поскольку это дело, как ни верти, относительно небольшое, почему бы не приуменьшить его и не заявить, что мы проделываем подобное каждый день перед завтраком? Мы пошлем ему счет за оперативную работу за один день, добавив стоимость проезда на такси и еды, а также непредвиденные расходы. Мы встанем на ноги благодаря новым клиентам. Когда-нибудь что-то понадобится друзьям Крокетта, и тогда они придут к нам, узнав о нас от него.
Берта поморгала и изрекла:
– Я обдумаю это. Отложу решение до утра. Может быть, ты и прав.
– Я уверен, что прав.
