Риелторы начали с того, что отговорили Тамару от идеи обмена. Они посоветовали ей продать нашу квартиру и, взявши в банке ипотечный кредит, купить другую, хорошую, в будущей новостройке. «Прекрасная квартира, – говорили они. – Дом бизнес-класса, монолит-кирпич, сами убедитесь, вот он здесь, у нас в компьютере. А за вашу „двушку“ не беспокойтесь – мы продадим ее так, что вы и не заметите». Этот новый план понравился мне еще меньше прежнего. «Прекрасная квартира» существовала пока что лишь в компьютере у риелторов, а «двушку» надо было продавать теперь и немедленно. Кроме того, меня пугало само слово «ипотека». Я высказал Тамаре свои опасения, но в ответ услышал, что я ничего не смыслю в делах и вообще бескрылый человек. Что значило мое слово против риелторского, если в агентстве был такой роскошный офис и работали такие милые женщины, похожие на саму Тамару.
Тем не менее замечательный риелторский план столкнулся с проблемой на первом же этапе. И именно, как я предполагал, с ипотекой. Я только не думал, что проблемой этой окажусь я сам. Дело в том, что банк не мог ссудить Тамаре нужную сумму при наличии у нее иждивенца, то есть меня. Я не люблю этого слова; называйте меня неработающим членом семьи, тунеядцем, как хотите, но только не иждивенцем. Однако банк, тупая контора, определил меня именно этим термином, и я превратился для Тамары в проблему, которую надо было решать. Решать, но как? Если первое, что пришло вам в голову, – это заставить меня трудоустроиться, то вы не прозаик. Возможно, поэт или легковесный беллетрист, но не прозаик. Потому что не знаете, что, сделавшись прозаиком, человек перестает быть кем-либо другим. Пойти куда-то служить ради прокорма для него так же немыслимо, как переменить пол, если, конечно, к этому не призовет его естество. Но моему естеству хватало Томиной зарплаты, и жертвовать искусством в угоду ипотечному банку я решительно не хотел. Тамара опять поехала консультироваться к риелторам, оставив меня замирать в нехорошем предчувствии.
И предчувствие не обмануло. Наутро (это был будний день) я приглашен был на кухню для беседы. Когда я вошел, Тома уже позавтракала и была в гриме; перед ней стояла напомаженная чашка кофе, в руке дрожала сигарета.
– Милый, – взмахнула она на меня свеженакрашенными ресницами, – разве ты не хочешь узнать, что мне вчера сказали в агентстве?
Я подобрался:
– Очень хочу.
– Они сказали… Ты только не волнуйся, но они сказали, что чтобы получить ипотеку…
– Покороче, дорогая, не то опоздаешь на работу.
– Да… В общем, они сказали, что нам с тобой надо развестись. Фиктивно, конечно.
Пауза, образовавшаяся после ее слов, могла бы быть и дольше, но Тамару поджимало время.
– Что же ты молчишь? Как тебе креатив?
– А что говорить… – выдавил я. – Надо так надо.
– Ну вот и славно, – выдохнула Тома облегченно и погасила сигарету. – А то они беспокоились, как ты воспримешь. Вдруг потребуешь квартиру делить, то да се… А я говорю им: он человек интеллигентный. А они говорят: если интеллигентный, проблем не будет… Милый! – она хотела меня поцеловать, но, вспомнив про макияж, ограничилась осторожным объятием.
Довольная удачно проведенной беседой, Тамара выпорхнула из дому. Бодро цокая каблучками, она пошагала на службу в свою корпорацию, к очередным трудовым свершениям. А что было делать мне? Закрыв дверь за почти уже бывшей женой, я тоже отправился на работу, то есть прошаркал из передней в комнату, где стоял мой компьютер. Однако проза в тот день ко мне не пришла, и свершений у меня не было никаких.
Бракорасторжение наше состоялось скоро и цивилизованно. Я проявлял интеллигентность по всем вопросам, не пытался ничего отсуживать, так что подруга Суркова, специалистка в таких делах, сказала Томе, что ей можно позавидовать. Впрочем, развод был фиктивный. Как бы то ни было, парой месяцев спустя свободная и кредитоспособная Тамара уже налегке шагала в ипотечный банк, а я, погрузивши в такси кое-какое свое барахлишко, отправлялся на жительство в Васьково. Это была Томина идея – переселить меня временно на дачу, чтобы не травмировать предстоявшими квартирными смотринами и вообще чтобы не путался под ногами.
