— Здравствуй, Путник! — прожурчал ему ручей. — Прими мою Любовь!
— Благодарю, — ответил Путник и наклонился к воде.
В ручье отразилось его лицо — загорелое, продубленное солнцем и ветрами, с выражением спокойной сосредоточенности. Такие лица бывают у людей, которые осознанно и неутомимо стремятся к какой-то важной цели. Путник улыбнулся отражению и стал пить. Вода была холодной и вкусной, и ее было вдоволь.
— Спасибо, ручей! — поблагодарил Путник, утолив жажду. — Света и Любви!
— А ты мудрый, — заискрился улыбкой ручей. — Далеко ли держишь путь?
— Далеко. Домой, — ответил Путник. — Домой…
Он вскинул на плечо котомку, на прощание махнул рукой ручью и отправился дальше. Но вскоре он ощутил, что котомка потяжелела и стала тянуть плечи.
— Это снова ты? — спросил он, уже зная ответ. — Я же тебе сказал, что расстался с тобой навеки.
— Возьми меня с собой, — попросила она. — За много лет мы сжились, сроднились.
— Нет, Обида. Не сроднились. Я — сам по себе, ты — сама по себе. Я больше не буду носить тебя ни за пазухой, ни на горбу. Я не могу вернуться домой с обидой, не хочу. Спрыгивай с котомки.
— Может, передумаешь? — спросила Обида.
— Ни за что. Слишком много мне пришлось выстрадать, чтобы принять это решение. Я всех простил. И себя тоже. Я отпустил тебя, обида, и ты меня отпусти.
Обида с тяжким стоном спрыгнула, отпустила. Идти сразу стало легче.
Долина кончилась, потянулись перелески. И тропка превратилась в проселочную дорогу. Шагать по ней было весело, и Путник даже замурлыкал какую-то мелодию.
Вскоре солнце склонилось к горизонту, сгустились мягкие синие сумерки. Путник свернул с дороги, нашел подходящее дерево, подошел близко и прикоснулся к нему ладонью.
— Света и любви! Примешь меня на ночлег? — обратился он к дереву.
Дерево зашумело листвой и окутало его волной мягкого тепла — словно тоже прикоснулось.
— Благодарю. — Путник погладил дерево по шероховатой коре и стал устраиваться на ночевку. Он расстелил плащ и улегся на него, завернувшись и подоткнув со всех сторон. Ему не впервой было ночевать вот так, под открытым небом — дорога домой была долгой, и не всегда на ней попадалось жилье, готовое приютить одинокого Путника. Зато всегда находился или стог сена, или такое же вот дерево, или большой камень, которые давали Путнику защиту и тепло.
— Хочешь спать? А я не дам!
Он и не услышал, как она подкралась. Но прошли те времена, когда он ее боялся.
— Не угадала, Боль. Тебе больше нет места в моей душе.
— Но раньше же ты носил меня в сердце?
— Раньше — да. А теперь я наполнил сердце Любовью. Любовь и Боль несовместимы, уж кому об этом знать, как не тебе?
— Ты вспомни, вспомни… Сколько зла они тебе причинили? Сколько ран на твоей душе? Наносили удар в спину… Разбивали сердце… Клевали в печень… Били под дых… Плевали в душу… На тебе же живого места нет, Путник!
— Я залечил свои раны Любовью. Любовь исцеляет. И тогда Боль проходит. Так что проходи мимо, Боль. Я буду спать сладко и крепко, ты же знаешь.
Боль испарилась так же тихо, как и подошла. А Путник лег по-удобнее и сразу уснул — он уже давно научился засыпать вот так, едва закрыв глаза. И дерево всю ночь тихонько баюкало его шелестом листвы и делилось с ним энергией земли.
Утром Путник проснулся бодрым и отдохнувшим. Он отыскал родник, умылся и напился, сорвал с куста пару горстей лесных орехов — это был его завтрак. А может, и обед. Но запасаться впрок Путник не стал — он давно научился полагаться на Провидение, и до сих пор оно его ни разу не подводило. Самое трудное было поверить, что Мир в любую секунду готов выполнить его просьбу — если она разумна и необходима для достижения Цели.
И Путник снова зашагал по дороге. Над ним закружились какие-то лесные птицы, что-то оживленно обсуждая на своем странном языке. Но Путник давно научился слушать не ушами — сердцем, а сердце не знает языковых барьеров.
— Спрашиваете, как я нахожу верную дорогу? Так же, как и вы. Вы ведь тоже безошибочно находите дорогу домой. Мой компас — сердце. Оно подскажет.
Птицы в восторге заметались вокруг Путника, выписывая сложные вензеля.
