Андрей слушал мерно гудевший голос Федора Митрофановича, думая о своем, но последние слова Кондратова насторожили.
Он попытался восстановить в памяти все, о чем говорил Кондратов, и вдруг отчетливо услышал: «Сызмалетства так лечились в Пестах». Андрей поднялся и, навалившись плечом на подушку, спросил:
— Вы сказали — в Пестах?
— В Пестах. А чего ты вскочил?
— Постойте, постойте... Так, значит, вы из Пестов? А Кондратову вы знаете, Аглаю Митрофановну?
— Здорово живешь! Она же сестра моя. Старшая у нас.
Андрей дотянулся рукой до стола, где лежала пачка папирос, закурил. Сел против Федора Митрофановича и начал вспоминать о своих поездках по Северогорскому району, о встречах с пестычанами и с Аглаей Митрофановной. А потом спрашивал Кондратова: что пишет его сестра, чем занимается, как Вербова, Подъянова, отыскала ли она, наконец, след летчика Фролова? Многое узнал в этот вечер Андрей. Кондратова по-прежнему заведовала мельницей, но конный спорт бросила. Валентина Григорьевна Вербова побывала в Москве на сессии Верховного Совета. Таню Подъянову комсомольцы избрали секретарем райкома. А летчика Ивана Фролова только через месяц отыскал в Увинской согре убогий Харитоша, сторож лесной фермы.
Кондратов помолчал; не докучал ему вопросами и Андрей. Он почувствовал вдруг, как потянуло его в привольный лесной край, где прошли детство и юность. Он еще не бывал на Уве, неизвестным для него оставался далекий Лесоозерск. Вот бы где — среди простых и работящих людей — нашли себя людочки и риночки. — Может быть, и права была Александра Павловна в своем последнем разговоре с ним.
Неожиданно для Федора Митрофановича Андрей сказал:
— Вчера я случайно попал в болото.
— Никак бредишь?
— Нет, вы послушайте. — И Андрей рассказал обо всем, что ему пришлось увидеть накануне.
— А муж-то у нее где?
— Мать-одиночка.
— Да-а... — протянул Кондратов. — Ты правильно решил — поговорить с ней надо. Только вряд ли поможет один разговор. Надо бы определить ее в коллектив. Статейку написать тоже не худо. Можно и фамилию не называть, все равно задумается, и не одна эта мамаша. Так ведь?
Андрей кивнул. Не в первый раз он ловил себя на мысли, что в беседах с Кондратовым как бы проверял верность своих собственных суждений. И сейчас ему вдруг захотелось поговорить с ним о самом важном, рассказать об Иринке, о Сперанском. Он долго подыскивал слова, которыми было бы удобнее начать разговор, и, наконец, кажется, нашел их, но в прихожей зазвенел телефон.
В комнату заглянула Аля. Она игриво сообщила о том, что Андрея просит очень симпатичная женщина с приятным голосом.
Стараясь быть спокойным, Андрей вышел в коридор. Немного помолчав и собравшись с духом, он сказал, наконец, «алло», но, к большому удивлению, услышал в ответ голос не Ирины, а Татьяны Васильевны. Она справилась о его здоровье, спросила, какая нужна помощь, — местный комитет обязан заботиться о больных — пожелала быстрее выздоравливать.
Когда Андрей вернулся в комнату, он все еще слышал ободряющий голос Татьяны Васильевны. Ее участие и ее беспокойство были для него сейчас самым важным. Они рождали веру в новые, еще не пережитые, но непременно радостные дни.
