Петька Владыкин в детские годы то ли из-за любви к природе, то ли из-за каких-то других соображений проболтался в подпасках, а когда подрос до "парней", на дряхлой лошади с подводой собирал старое тряпье, рога, копыта, кости, кожи. Мелкие промышленники скупали у него этот товар, имея от этого выгоду.
После смерти матери Петька был единственной опорой отца. Мачеха у Петьки оказалась ленивой, бесхозяйственной женщиной. В семью Владыкиных она привела трех своих детей, но вскоре сама осталась вдовой. Никита Владыкин, отец Петьки, недолго прожил после смерти первой жены и как-то неожиданно для всех, еще в полном расцвете сил, тихо ушел из жизни. Так хозяйство Владыкиных осталось без хозяина, а время надвигалось смутное.
Шел 1911 год. Какие-то тревожные вести передавались сельчанами из уст в уста. Мужики, сидя на бревнах в сумерках, попыхивая "козьими ножками", подолгу задумчиво рассуждали о жизни и чаще всего о "городских". Петьке едва только сравнялось двадцать лет, и хоть по годам ему не подходило быть в мужицкой компании, он в свободные вечера любил молча прислушиваться к разговорам и даже иногда вставлять дельное словечко.
В своих частых и долгих поездках по людям у него все более и более созревало решение оставить деревенскую жизнь. Этому еще содействовало страстное желание заменить старую потрепанную двухрядку на баян, а заурядную известность гармониста на громкую славу баяниста. И наступил тот день, когда Петр ранним утром не отправился, как обычно, собирать утиль. Он распряг старую клячу, жилистой рукой потрепал ее по холке и задумался.
Лентой протянулось в голове детство, серенькая пастушья жизнь среди торфянистых угодий, шумливые крестьянские ватаги во время нарезки торфа, вечерки в прокуренных избах. Затем вспомнилась заросшая могила матери. Последние тихие слова отца резанули дрогнувшее сердце...
Шершавыми губами лошадь провела по руке Петра, и его раздумья оборвались. Кобыла вопросительно посмотрела ему в глаза и, отвернувшись, осторожно ступая, пошла в угол конюшни. Петр медленно побрел в избу. У порога его встретила мачеха, рябая Аграфена, и, испуганно всматриваясь в лицо Петра, спросила:
- Ты што, Петька, так скоро вернулся, али беда какая стряслась?
- Нет, мамань, наоборот, будет уж без толку мотаться, сил нет тянуть эту лямку и ждать, когда с тебя нужда последние штаны стащит, - ответил ей Петр, садясь на скамью.
На полатях зашевелились три копны нечесаных ребячьих голов, и заспанными непонимающими глазами братья Петра уставились на него.
- Ты што надумал, парень? Уж не бросать ли хочешь нас, с ума што ли сошел? - заголосила Аграфена надрывным голосом. - Да што же я буду делать, несчастная, больная, с моими несмышлятышами? Ох, Петька, Петька, ты по миру хочешь нас пустить, нет на тебе креста, разбойник! - так вопила Аграфена, катаясь на единственной деревянной кровати под полатями, застланной грязной дерюгой.
Петр порывисто встал.
- Мамка, довольно голосить.
Петькин решительный голос остановил причитания Аграфены.
- Хватит вам сидеть на моей шее, до каких пор ты будешь высиживать своих несмышлятышей? Им уже по пятнадцать лет; я в это время старшим подпаском был, семье хлеб добывал. А таких больных, как ты, у нас вся деревня, и никто по миру не ходит.
Петька взволнованно шагнул к двери и, ухватившись за скобу, бросил на ходу:
- На таком хозяйстве, как у нас, мой дедушка десять душ вырастил да четыре избы поставил. Я уезжаю от вас совсем, но кроме отцовского картуза, старой гармони да краюхи хлеба - ничего от вас не забираю. Хватит, пора и вам за ум браться да жить, как людям.
Петр порывисто схватил гармонь и вышел на улицу, крепко хлопнув дверью. С полатей слезли двое парней и девчонка и сели рядом с Аграфеной.
За окном рванула Петькина двухрядка "Лучинушку", звуки которой, удаляясь, вскоре потерялись в деревенском гомоне. В оставленной Петром избе на неубранном столе, поблескивая, лежали два целковых; перед "Казанской Божьей матерью" догорала лампада, за окном занималась заря.
На другой день ранним утром, еще в потемках, Петр с котомкой на плечах покинул Еголдаево и направился к железнодорожной станции. Долго стоял на станции Козловской поезд. Петька успел перезнакомиться со всеми людьми в вагоне, разузнать, кто, куда и зачем едет, рассказать и про свои думки, сбегал с чайником за кипятком на станцию для старой бабы с детьми. В вагоне резко отдавало запахом новых лаптей, людского пота, самосада да догоревшей свечи. С верхних сплошных полок вагона вперемешку с людскими головами торчали лапти с онучами, и в утренней тишине слышались мерные храпы спящих.
