После долгой паузы Рафаэль несмело поднял ресницы. Марина смотрела выжидающе. Конечно, никаких особых прав у него нет, но вдруг он их сейчас заявит? Болтала же Кларисса, что они все в Марину влюблены… Но Рафаэль робко указал на тетрадочку: «У меня есть новые стихи». Марина, чуть не рассмеявшись, весело и снисходительно махнула рукой: давай сюда. Рафаэль возликовал, а потом кокетливо и капризно подал тетрадочку. Марина вспомнила куплеты, которые они с Жанной и Артуром сочинили ему на прошлый день рождения:
Пусть узнает целый свет:
Княжич Рафаэль — поэт.
Он не спит и не зевает,
А в поэзии витает.
После, замолив готовно
Выдуманные грехи,
Совершенно хладнокровно
Пишет пылкие стихи!
Тут ее ткнули сзади и подали записку. Это был квадратный листок в клеточку, весь без пробелов заполненный четкими печатными буквами, которые совершенно не складывались ни в какие слова. Марина достала из-за обложки дневника такой же точно бумажный квадрат, но с прорезями, и, накладывая его на записку, начала читать. Этот способ шифровки они с Артуром ввели в обиход, когда выяснилось, что их записки попадают в руки Клариссы и Рахили. «Марин, не сердись, — писал Артур. — Все получилось спонтанно и по-дурацки. Мы же видели, что Жанка сама полезла в ту лодку, только у нас от обиды мозги затуманились. Мы с мамой привезли новые кассеты, и «Властелина колец» второй фильм, «Две башни». Давай у тебя посмотрим, как всегда. Если хочешь».
А Артуру ко дню рождения они с Рафаэлем и Жанной сочинили такие вирши:
Ходячая он добродетель:
В общественном месте не плюнет,
Ходить по газонам не станет,
В автобусе купит билетик.
Обычно невозмутимый, Артур тогда хохотал громче всех, а потом на спор скакал на каком-то газоне в центре и проехал «зайцем» на автобусе.
Марина оглянулась и с улыбкой кивнула. На душе у всех четверых потеплело, все одинаково чувствовали, как с них свалилась небывалая тяжесть. Но мир и покой были еще неполными.
На перемене Жанна подошла к Марине и с вызовом сказала:
— Это устроила я. Я разозлилась на тебя и всех подговорила.
Когда Жанна высказала все, что, по ее мнению, должна была выслушать Марина, та растерялась. Жанна рассказывала о своем разговоре с Рафаэлем, Артуром и Рудиком, о том, как дружно они осудили Марину, как негодовали, возмущались и, наконец, решили ее проучить. Слушать это было невыносимо, а демонстративная честность Жанны вызывала чувство неловкости. «Зачем она все это говорит?!»
— Короче, ты теперь не хочешь меня знать.
Тут Марину осенило: да не важно, что она мелет. Важно, что она подошла. И Марина сказала самым обыкновенным и нисколько не натянутым голосом:
— Да брось ломаться. Косу зачем отрезала? Я тебя и не узнала.
— Я сама себя никак не узнаю! Прямо чудовище какое-то! Я все думаю: если бы я была на твоем месте, а ты на моем, ты бы со мной так не поступила — и это бесит! А коса — черт с ней, я, наверно, несовременно выгляжу, если никому не нравлюсь.
— Артур «Титаник» притащил, пошли ко мне смотреть после уроков.
— Издеваешься, что ли? Предательство нельзя простить.
— Если хочется — значит, можно, — твердо сказала Марина.
— Правда, что ли, мир? — развеселилась Жанна. — И правильно, не хватало еще поссориться из-за паршивого чужака!
— Он не паршивый.
— Чего? Так ты не собираешься послать его подальше?
Марина молчала.
— Ну ты даешь, — проговорила Жанна, подозрительно всматриваясь в лицо подруги. — Я уж обрадовалась, что все будет как раньше.
— Да чем он вам помешал? Вы же его даже не знаете!
— И знать нечего, — отрезала Жанна. — Ты, что ли, вообразила, что приведешь его в нашу компанию? И как это все будет? Ну, представь, ты его хоббитов с нами смотреть позвала — и все сидят, как дураки, особенно мальчишки. И ему больно весело будет!
Марина растерянно подумала, что Жанна, кажется, права. Ник, такой замечательный, в их компании действительно будет и смотреться, и чувствовать себя как… чужой. И он, и ее друзья — прямолинейные, открытые, поэтому и они его не примут, и он вряд ли захочет вписываться.
Но почему, почему хорошие люди не могут быть вместе! Ладно, она постарается разорваться на столько кусков, сколько друзей. Ведь о выборе и речи быть не может. И ничего страшного: душа — она большая, ее так много. Хватит на всех. А потом, может, как-нибудь все образуется. Конечно, они с Ником только что горевали, что опять начинается школа и они не смогут видеться так часто, только после уроков, но…
