Выбора у него не было.
На следующей планете камнепад превратил его в мешок потрохов и обломков костей. Три фиолетово-гангренозных дня он висел, пока разведкорабль не забрал его.
— Ну фто, уже? — спросил он у медконсоли одними губами.
— Нет.
— Эх!
Но спорить не было сил.
Они все предусмотрели. Несколько планет спустя кроткие знаффийцы замотали его в кокон, накачали галлюциногазом и стали допрашивать. Как, откуда, зачем он прилетел? Но безотказный кристалл в спинном мозгу развлекал его случайной смесью «Ионизации» Вареза и «Атланта, расправившего плечи». В итоге, размотав его, знаффийцы загаллюцинировали еще сильней, чем он.
Медконсоль вылечила его от запора, глухая к мольбам: «Когда же?!»
Так он и жил: чередой звездных систем, летя сквозь пространства, лишенные времени — оно как-то скукожилось и наконец исчезло совсем.
Вместо дней он считал солнца на экране разведкорабля и куски холодного слепого безвременья, разделенные очередным «сейчас» на орбите гигантского огненного шара, где завис разведкорабль, сканируя местные планеты. Стремительные спуски на орбиту над облаками — морями — пустынями — кратерами — ледяными шапками — пыльными бурями — городами — руинами — бесчисленными тайнами. Ужасные рождения, когда приборная панель разведкорабля мигала зеленым и его катапультировало — вниз, вниз — и наконец вышвыривало из капсулы в чуждый воздух, на землю, которая не была Землей. И туземцев — простых, роботизированных, безумных или непознаваемых, но всегда лишь отдаленно человекоподобных и не знающих межпланетных путешествий. И отбытия — заурядные или драматические. И так называемые отчеты, на деле — лишь несколько слов, приложенных к данным автоматического сканирования; они выстреливались одним сжатым импульсом в направлении, которое разведкорабль называл «базой ноль». В сторону дома.
В этот момент он всегда с надеждой смотрел на экран, воображая желтые солнца. Дважды он вроде бы разглядел в звездах очертания Южного Креста и один раз — очертания Большой и Малой Медведицы.
— Медконсоль, я страдаю! — Он не знал, что значит это слово, но обнаружил, что медконсоль на него обязательно реагирует.
— Симптомы?
— Искажения темпоральности. Когда я? Человек не может существовать поперек времени. И один.
— Вы модифицированы по сравнению с обычными людьми.
— Я страдаю! Послушай меня! Вон сияет Солнце — что там сейчас? Ледяные шапки растаяли? Строится Мачу-Пикчу? Вернувшись домой, кого мы увидим — Ганнибала? Кому мы шлем отчеты — неандертальцам?
Укол иглы он ощутил слишком поздно. Когда он проснулся, Солнца уже не было видно, а рубка плыла перед глазами из-за эйфориков.
— Женщину, — пробормотал он.
— Эта возможность предусмотрена.
На этот раз женщина оказалась восточная, пахло фиалковым корнем, на губах вкус сакэ, пикантные уколы плетки в клубах пара. Он излился оранжевой лужей солнечного света и лежал, задыхаясь, пока воздух в рубке очищался.
— Это ведь каждый раз ты, верно?
Ответа не было.
— В тебя что, Камасутру запихали?
Молчание.
— КОТОРАЯ ИЗ НИХ — ТЫ???
Пискнул сканер, обнаружив очередное солнце.
Иногда после такого он грыз себе руки и ломал пальцы. Медконсоль была сурова:
— Эти симптомы генерируются вами сознательно. Прекратите.
— Говори со мной!
— Разведкорабль оборудован развлекательным центром. Я — нет.
— Я вырву себе глазные яблоки.
— Они будут заменены.
— Не начнешь со мной разговаривать — я буду их выдирать, пока у тебя не кончатся запчасти.
Медконсоль заколебалась. Он понял, что она дрогнула.
— На какую тему вы хотите разговаривать?
— О том, что такое боль.
— Боль — это ноцицепция. Ее передают нервные волокна типа С как пороговый или суммационный сигнал, и она часто сопровождает повреждение тканей.
— Что такое ноцицепция?
— Болевые ощущения.
— Но что есть боль? Я ее не помню. У меня внутри все перепаяли, верно? Я ничего не чувствую, только вижу цветные огоньки. К чему прицепили мои болевые окончания? Отчего мне станет больно?
— У меня нет этой информации.
— Я хочу ощутить боль!
Но он опять зашел слишком далеко. На этот раз с ним была алеутка — гортанные крики, сопение, вонь тюленьей шкуры. Он извивался в тисках крепких бронзовых бедер и наконец вывалился наружу через увядшие северные сияния.
