Особенно когда Дэви плачет, что Пол вышвырнул его из ее постели.
Постель Дельфи стоит под настоящим окном.
— Звезды, — сонно произносит Пол. Он перекатывается на спину, втягивает Дельфи на себя. — Ты знаешь, что это одно из немногих мест на Земле, где еще видны звезды? Может, в Тибете тоже, а больше нигде.
— Пол…
— Спи. Я хочу видеть тебя спящей.
Пол, я… Я сплю так крепко… В смысле, меня иногда ужасно трудно разбудить. Ты не будешь сердиться?
— Буду.
Но наконец, со страхом, она все же отключается, чтобы в пяти тысячах миль к северу безумное выжатое существо проглотило свои концентраты и рухнуло на койку. Впрочем, ненадолго. На розовой заре Дельфи открывает глаза: Пол обнимает ее, шепчет в ухо нежные, грубые слова. Он не спал всю ночь. Бесчувственная статуя — Дельфи-тело — прижималась к нему во сне.
Вспыхивает безумная надежда, которая получает новую пищу на третье утро, когда Пол говорит, что ночью она звала его по имени.
В тот день Пол не отпускает Дельфи на съемки, и вопли Хопкинса достигают головного здания ГВК, где остромордый хорек без устали трудится над расписаниями. На сей раз мистер Кантл все улаживает, но через неделю это происходит снова, с крупным клиентом. А у хорька есть связи в техническом отделе.
Ты же понимаешь: если у тебя имеется поле сложногете-родинированных энергетических модуляций, настроенное на портативный приемник, вроде Дельфи, возникают проблемы интерференций, отражений, резонанса и прочих накладок, которые технология будущего обычно подавляет без труда. Но ровно так же их можно слегка разбалансировать, так что обратный сигнал весьма ощутимо ударит по оператору удалении.
— Милая… что такое? Что с тобой?! ДЕЛЬФИ!
Беспомощные вскрики, корчи. И вот уже птица-Рима лежит в его объятиях, мокрая и обмякшая, смотрит расширенными от боли глазами.
— Мне… мне нельзя было… — слабо шепчет она. — Мне сказали не…
— О господи… Дельфи.
Его сильные пальцы зарываются в ее густые золотистые волосы. Пальцы, сведущие в электронике. Они замирают.
— Ты кукла У тебя УБ-импланты! Тебя контролируют! Мне следовало догадаться. О боже, я должен был догадаться.
— Нет, Пол, — рыдает она, — Нет, нет, нет…
— Проклятье! Проклятье им за то, что они с тобой сделали. Ты — это не ты…
Он трясет Дельфи, склонившись над ней на кровати, бросает из стороны в сторону, в ярости глядит на ее жалкую красоту.
— Нет! — молит она (это неправда, это страшный черный кошмар). — Я Дельфи!
— Мой отец. Мразь, свиньи… чтоб им всем сдохнуть.
— Нет, нет, — лепечет она. — Они ко мне очень добры… — шепчет Ф. Берк под землей. — Они ко мне добры… А-А-А-А-АХ!
Новая судорога сводит ее тело. На севере остромордый молодой человек хочет убедиться, что это еле заметное вмешательство работает.
Пол почти не в силах ее удержать, он тоже плачет.
— Я их убью!
Его Дельфи — рабыня! Острые шипы электродов в ее мозгу, электронные оковы в сердце его птички. Помнишь, как те дикари сожгли Риму заживо?
— Я убью того, кто это с тобой сделал.
Он повторяет угрозы снова и снова, но она его не слышит. Она уверена, что он ее теперь ненавидит, и ей хочется умереть. Когда наконец она осознает всю силу его нежности, это кажется ей чудом. Он знает — и по-прежнему любит!
Откуда ей знать, что он чуточку ошибается?
Не стоит осуждать Пола. Надо отдать ему должное, он хотя бы слышал об имплантах удовольствия-боли и прослушках, о которых те, кто имеет с ними дело, распространяются меньше всего. Он думает, что именно такие электроды вживлены Дельфи. Чтобы управлять ее поведением. И для подслушивания — его кровь вскипает при мысли о чужих ушах в их постели.
О дистанционно манипулируемых телах и таких, как Ф. Берк, Пол никогда не слышал.
Так что, когда он, вне себя от ярости и любви, смотрит на свою оскверненную птичку, у него и мысли нет, что в его объятиях не вся она. Надо ли объяснять, какой решимостью он охвачен?
Освободить Дельфи.
Как? Что ж, он, в конце концов, Пол Ишем Третий. И он даже знает, где находится нейролаборатория ГВК. В Карбондейле.
Но прежде надо позаботиться о Дельфи, да и о себе. Так что он возвращает ее Хопкинсу и уходит, непривычно притихший. Чилийский персонал благодарен ему и не замечает, что обычно мистер Ишем так широко не улыбается.
