Хотя насчет "проработок" вам вряд ли нужно кого-либо спрашивать. Вы воочию видели, как это делалось в отношении Солженицына и Сахарова. Не только видели - ваша печать принимала участие. Во всяком случае советские газеты помещали изложение ругательств западной коммунистической прессы в их адрес. Вот и вчера (25 ноября 1975 года) "Правда" опубликовала под заголовком "Отповедь отщепенцу" изложение несправедливой по отношению к Сахарову ругательной статьи в "Юманите". Я вполне допускаю, что есть люди, несогласные со взглядами Сахарова, но выступать на стороне его гонителей, заведомо зная, что на родине его непрерывно травят, не дают рта раскрыть и держат под постоянной угрозой репрессий, не очень благородно. Неужели можно одобрить поведение того, кто, увидев, как избивают человека со связанными руками и заткнутым ртом, присоединится к толпе поощрительно улюлюкающих типов? А ведь поведение вашей печати в отношении Солженицына и Сахарова аналогично поведению улюлюкающих. Разумеется, ваша печать вправе не соглашаться с любыми высказываниями и иметь собственное мнение по любым вопросам, но если она честная печать, то в данном случае ее долг заявить: "Мы не согласны со многим у Сахарова (Солженицына), но мы ничего не скажем против, пока их труды не будут опубликованы на их родине". К сожалению, ваша печать ведет себя таким образом, что советские газеты имеют возможность вести травлю Сахарова от имени вашей печати, не прибегая к внутренним материалам.
Мой собственный "путь на Голгофу" начался на партийной конференции Ленинского района гор. Москвы 7 сентября 1961 года. За "страшное преступление" - выступил вопреки желанию партаппарата и притом внес такие "ужасные" предложения, как ликвидация высоких окладов должностным лицам партийного и государственного аппарата и их широкая сменяемость. За эти "преступления" получил самое строгое партийное взыскание, снят с должности начальника кафедры Военной академии и отправлен на Дальний Восток. Не согласился с беззаконными репрессиями, а впоследствии еще и установил связь с "инакомыслящими" и стал выступать против всех становившихся мне известными беззаконных репрессий. За это в последние полтора десятка лет подвергся следующим репрессиям: после двух лет пребывания в ссылке на Дальнем Востоке арестован, признан невменяемым и направлен в спецпсихбольницу, одновременно разжалован из генералов в рядовые и уволен из армии без выплаты жалованья за время со дня ареста, без выходного пособия и без пенсии (пенсия - 120 рублей, вместо положенных по закону 300 руб., назначена только через 20 месяцев после ареста); затем второй арест, снова спецпсихбольница и лишение пенсии. Последнее - репрессия специально против жены. Это наказывали ее, оставляя двух инвалидов - жену и сына, инвалида детства, - без всяких средств существования. Жену наказывали за выступление в защиту мужа. Наказывали беззаконно и даже не скрывали этого.
Таким образом, из 15 прошедших лет - 2 года ссылки и 6,5 лет - подвал КГБ и ужаснейшие тюрьмы, называемые спецпсихбольницами. При этом почти 7 лет без пенсии и какого-либо другого дохода. Самое возмутительное то, что такие наказания, как разжалование и увольнение из армии без выплаты жалованья и выходного пособия, лишение пенсии и уменьшение ее с 300 до 120 рублей, по действующим законам недопустимы по отношению к лицам, признанным по суду невменяемыми. Несмотря на это, найти правовую защиту оказалось невозможным. Ни на одно заявление мое и моей жены никто даже не ответил - ни суд, ни прокуратура, ни правительство, ни руководство партии, ни Президиум Верховного Совета СССР. Бюрократический аппарат своим глухим долголетним молчанием демонстрирует, что он всесилен перед личностью, что он сможет сделать с ней все что угодно. Может в порошок стереть, и никакие законы ее не защитят.
Цель движения "инакомыслящих", цель, которую никто никогда не формулировал, но которая ясно видна из практики, состоит в том, чтобы показать, что практика государственного подавления инакомыслия опирается не на писаные законы, а на произвол. Каждый, кто включается в это движение, разоблачает произвол, ставя под удар только себя самого, и избирает способ действия по своему разумению и по своим возможностям.