Минут через пятнадцать полета впереди по курсу в загадочной сини земли молнией взблеснула река. По широким, плавным извивам, свойственным большим рекам, я узнал Оку. И сразу же отвесно внизу начал ртутно поблескивать, суетливо петлять левый ее приток – Нара.
(По Е. Носову)
Прошел холодный ветреный март, и, наполняя воздух ароматом оттаявшей земли, наступил солнечный апрель, хотя по-прежнему иногда дул студеный ветер. Все обрадовались, увидев, что наперегонки побежали шустрые ручьи, стремясь к сверкающей в отдаленье речонке, ставшей вдруг шумной и полноводной.
Всюду, куда ни взглянешь, стелется над землей легкий пар, на песчаных буграх, которые сами собой уже давно обезлесели, мало-помалу подсохли проталинки, и только на давно неезженой дороге синеют лужицы последней снеговой воды. И степь, и сама деревенька, разбросанная на пригорках, и дощатый заборишко, и сложенные у него дрова, обмытые дождями и обветренные, – все казалось таким новым, праздничным, что каждый, кто ни смотрел, не раз удивлялся диковинной перемене.
А вот и прилетели первые скворцы и тут же, несмотря на усталость после долгого перелета, начали оживленную работу. Без устали носили перышки и соломинки, собирали зернышки, брошенные в траве. Прилетели скворцы, и тут же оказалось, что прилетели они не в пору и только один день могли вволю попеть. Весна пошла на попятную, и уже ввечеру ударил мороз, в течение ночи валом валил снег, а пополуночи завьюжило совсем по-январскому.
Люди укрылись в домах, а скворцы забились в хворост, прятались вместе с воробьишками в обындевевших соломенных крышах конюшен… А неопытные или просто недогадливые насмерть замерзали либо на лету, либо в холодных скворечнях. Приходилось голодать: где уже тут найти хоть какое-нибудь семечко.
Время смены цивилизации ответственное и опасное. Вот и нынче все то, что мы называем жизнью человека, уже следует называть проблемой выживания. Выживание должно быть проблемой не только материальной, но и духовной, а экология должна обрести эстетический смысл. В новой цивилизации культура и культурные ценности нашей эпохи, думается мне, приобретут такое значение, которое имеют нынче для нас культуры Древней Греции и Рима. Верю, что русская литература, а вместе с ней и русский язык не потеряются среди этих памятников. Верю, но и сомневаюсь, потому что люди все больше и больше теряют интерес к истории. Это особенно заметно в молодом поколении – история не оправдала его надежд, не научила жизни, тем более выживанию.
За последние два века благодаря перенасыщенности событиями истории стало гораздо больше, но, может быть, именно по этой причине она и девальвируется. Молодое поколение все больше и больше убеждается в том, что история мало чему научила их отцов и дедов, разве только прописным истинам, а если так – откуда же у молодежи возьмется прилежание к истории?
Новая цивилизация, наверное, не захочет глобальных экспериментов – социальных, экономических, религиозных (национальные, очевидно, все еще не будут исключены), ей не нужны будут и призраки, которые бродили бы по Азии, Африке, Южной Америке, тем более по Европе, ее цель – экологическое благополучие – должна будет подчинить себе и экономику, и политику, и просвещение. Преувеличение? Может быть, но оно не меняет сути проблемы.
Да, природа когда-то приютила в своем доме человека, но он решил, будто он и есть полновластный хозяин, и создал в доме природы свой собственный, надприродный дом. А теперь ему ничего не остается, как приютить природу в этом своем доме, но вовсе не в качестве бедной родственницы, а при условии, что она-то и будет определять режим и порядок жизни нового дома, право пользования всем его имуществом. Среди этого имущества находится и литература – и для нее не будет и не может быть исключения, и чем раньше она найдет себя, свое место в доме новой цивилизации, тем лучше.
(По С. Залыгину)
Я чересчур переоценил свою потрепанную и расшатанную машину. Тяжелый североуральский участок с его 1230 километрами в осенних условиях оказался не под силу моему заслуженному моторику. Он начал покашливать и сдавать. Ноги у меня одеревенели, глаза остекленели. Ледяные ветры гонят низко нависшие тучи и кое-где уже обледенили машину. По старинной привычке я попробовал беседовать с самим собою: «До аэродрома, Кузьма Кириллыч, не дотянете. Спокойствие! Не дурачься, оставь трассу и сэкономь горючее, приблизься к северным озерам и разыщи что-нибудь похожее на посадочную площадку. От твоего искусства будет зависеть, приземлишься ты или отправишься к праотцам».
