Савва Морозов - страница 171

На похоронах С. Т. Морозова присутствовали видные общественные деятели и ученые: К. С. Станиславский, В. И. Немирович-Данченко, В. И. Качалов и др. Не было лишь простудившейся М. Ф. Андреевой и М. Горького, приславших вместо себя венки: руководство Москвы решило прибегнуть к существующему у старообрядцев обычаю не произносить надгробных речей и таким образом лишило революционеров возможности устроить из похорон митинг. А без митинга похороны оказались им неинтересны… Зато было много рабочих и служащих Никольской мануфактуры. Как это обычно бывает, проводы в последний путь показали истинное отношение к Морозову со стороны тех, с кем он общался. Показательна в этом смысле икона Саввы Стратилата, созданная на средства работников Никольской мануфактуры в церкви Рождества Богородицы села Нестерова близ Орехово-Зуева. На латунной плите в нижней части иконы имеется надпись: «Сия святая икона сооружена служащими и рабочими в вечное воспоминание безвременно скончавшегося 13 мая 1905 г. незабвенного директора Правления, заведовавшего фабриками Товарищества, Саввы Тимофеевича Морозова, неустанно стремящегося к улучшению быта трудящегося люда».

По Москве же поползла легенда, будто в землю закопали пустой фоб, а сам Савва Тимофеевич отказался от богатства и ходит по фабрикам, уча рабочих уму-разуму…

Казалось бы, активная общественная, политическая, меценатская деятельность обрекала Савву Тимофеевича Морозова на известность. Однако многие стороны его жизни до сих пор скрыты от широкой публики. Этому во многом способствовал революционно-романтический ореол, созданный в советское время и до сих пор плотным кольцом окружающий его личность. Благодаря ему С. Т. Морозов является героем многочисленных мифов, созданных как при жизни купца, так и вскоре после его кончины и оказавшихся на редкость живучими. Революционер-во-вред-себе; купец, ненавидящий представителей собственного сословия; наконец, человек, отвергнутый собственной семьей. Всё это — представления, весьма далекие от правды.

Правда заключается в том, что Морозов — безусловно, один из наиболее выдающихся людей своего времени, вобравший в себя его во многом противоречивые черты. Образ трагический, надорванный — образ человека, так и не сумевшего найти себе подходящее место в современном ему обществе. В этом смысле Савва Тимофеевич — фигура типичная для своей эпохи. Как и многие купцы его поколения, просвещенные, получившие блестящее образование, познакомившиеся с лучшими достижениями западноевропейской научной мысли, Морозов оторвался от своих корней. Отошел от присущих купечеству ценностей: патриархальности, крепости православной вере, здорового почвенничества. Превратился в гигантское перекати-поле, которое ветер судьбы с легкостью швырял куда ему вздумается. Именно об этом — о мучительной оторванности образованных русских людей от родной почвы — говорил Горький в лучших своих произведениях. Именно эту мысль он вложил в уста старшины малярного цеха В. В. Бессемёнова в пьесе «Мещане», сокрушавшегося, что он дал детям высшее образование: «Никогда не надо детям давать больше того, сколько сам имеешь». Колоссальная разница в культурном и образовательном уровне и, что еще страшнее, полная несовместимость мировоззрений «отцов» и «детей» привели не просто к конфликту поколений, но к слому основ Российского государства.

В начале XX столетия значительная часть русского образованного общества оказалась, по меткому выражению московского губернатора В. Ф. Джунковского, охвачена «состоянием революционного психоза». Общество жаждало перемен, и откуда придут эти перемены, было не столь важно. Поддержка радикальных организаций в те времена стала модным поветрием, своеобразным спортом для тех, кто располагал деньгами либо влиянием в обществе, но не имел сколько-нибудь устойчивых нравственных ориентиров. На одной арене соревновались представители разночинной интеллигенции, простого люда и даже дворянства. И, конечно, в дело революции вкладывались, деньгами или личным участием, крупнейшие представители купечества, причем не только московского, хотя в этой области, как и во многих других, оно было наиболее активным. Можно назвать имена Н. П. Шмита — сына крупного московского мебельного фабриканта, наследовавшего колоссальное состояние Морозовых-Викуловичей, который ушел в революцию; нижегородца, миллионщика Н. А. Бугрова, финансировавшего РСДРП; шерстяных фабрикантов Арманд, среди которых, говоря словами П. А. Бурышкина, «были люди, весьма близкие Ленину», а также множество других. «Революционной заразой» переболела значительная часть тогдашнего русского общества. Некоторое отрезвление пришло только с первой русской революцией 1905–1907 годов, унесшей и поломавшей немало человеческих жизней.