«Неужели я не могу ничего, совсем ничего сделать?» — бормотала она про себя. — «Неужели я отыграла свою роль? Разве уже прошли лучшие годы жизни?» — И тогда, охваченная горячей волной раздражения и решимости, она спросила: «Я сделаю это — но что?»
Но этот вопрос остался без ответа; край солнца погрузился глубоко за горизонт, и в самом конце военного мола, у бесформенной насыпи земли, обычно расположенной рядом с оборонительными укреплениями бухты, вдруг возникла струйка дыма. До нее донесся слабый, едва слышный звук выстрела, который вдруг прервал ее грустные мысли, оставшиеся в памяти. Она повернулась назад с глубоким вздохом и снова вошла во дворец; постепенно угас дневной свет, и настала ночь.
Глава III. Человек из толпы
Отчаяние и яростный гнев охватили город. Новости о расстрелах распространились все быстрее и дальше, и, как обычно бывает в таких случаях, они были значительно преувеличены. Но полиция умело осуществляла меры безопасности, и люди понимали это. Никому не разрешалось собираться в толпу, и постоянное патрулирование улиц предотвратило сооружение баррикад. Более того, внешний вид воинов республиканской гвардии был настолько устрашающим, что независимо от настроения граждан они считали разумным проявлять смирение и вести себя спокойно.
Однако лидеры народной партии вели себя по-другому. Они немедленно собрались в официальной резиденции мэра, и последовал яростный спор. В здании мэрии состоялось чрезвычайное собрание, в котором участвовали все руководители партии. Море, член Гражданского совета и бывший редактор запрещенного издания «Зов трубы», был очень рад, когда он вошел в зал. Его речь понравилась многим собравшимся, и жители Лаурании всегда были готовы приветствовать смелые действия. Кроме того, каждый из них был взволнован недавно вспыхнувшим восстанием и страстно желал что-то сделать. Делегаты лейбористской партии были особенно возмущены. Рабочие, собравшиеся конституционным способом, чтобы выразить свои жалобы, были расстреляны наемными солдатами; наиболее часто эта акция называлась зверским убийством. Необходимо возмездие; но каким образом? Были предложены самые безумные планы. Море, который всегда был сторонником смелых действий, призывал людей выйти на улицы и взяться за оружие; по его мнению, они могли бы сжечь дворец, казнить тирана и восстановить утраченные права граждан страны. Старый и осторожный Годой решительно выступил против этого предложения, которое на самом деле ни у кого не вызвало особого рвения. Он предлагал выразить недовольство и осуждение в спокойной и достойной манере, которая была бы одобрена Комитетом Наций, призванным защищать справедливость своего дела. Другие устроили спор. Рено, барристер, ратовал за так называемые конституционные методы. По его мнению, следовало создать Комитет общественной безопасности и назначить его достойных руководителей из государственных военачальников (конечно, включая генерала — атторнея). Кроме того, он требовал издать приказ о смещении президента за нарушение фундаментальных принципов, содержащихся в преамбуле декларации национальных прав. Затем он продолжал подробно излагать связанные с этим правовые вопросы, но его прервали некоторые участники собрания, страстно желавшие высказать свои замечания.
Были приняты несколько резолюций. Согласно всеобщему мнению, президент утратил доверие граждан и должен был немедленно покинуть свой пост и предстать перед судом. Также все считали, что армия заслуживала наказания гражданами республики. Было решено преследовать в судебном порядке тех военных, которые стреляли в народ, и было выражено официальное соболезнование родственникам убитых и раненых, или жертв, как их называли.
В конце этого жалкого и бесполезного зрелища в зал вошел замечательный человек, который возродил партию из пепла и привел ее к успехам. И теперь казалось, что победа уже одержана. Молчание воцарилось среди собравшихся. Некоторые встали, чтобы выразить уважение; все стремились узнать, что он скажет. Как он выдержал сокрушительное поражение, которое обрушилось на них? Неужели он утратил веру в свое дело? Был ли он недовольным, печальным или циничным? Помимо всего прочего, какой политический курс он предлагал?
