Человека, который только что спокойно перешагнул порог церкви, звали Джим О’Брайен. Сегодня у него состоялась вторая “встреча” с Богом. А первая произошла еще в юности, в Чикаго, когда он присутствовал на мессе святого отца О’Баннона, которого в городе прозвали “инквизитором с северной окраины”. В то время Джим еще голодал и в тот памятный день, подкрепившись просфорой, пропитанной церковным вином, нашел в себе силы совершить свое первое ограбление.
Беспечно насвистывая, Джим О’Брайен направился к своей машине, стоявшей в трехстах метрах от церкви. Настоящий отец Торрио, оглушенный рукояткой револьвера и лежавший связанным в своей комнате, сможет очнуться не скоро.
О’Брайен всегда имел при себе три револьвера: один — в правом кармане брюк, второй — в кобуре под левым плечом и третий — в левом кармане пиджака. Он одинаково метко стрелял как с правой руки, так и с левой.
О’Брайен убивал хладнокровно, без ненависти и возбуждения. Он считался одним из лучших убийц в Америке, и заявку на его услуги нужно было подавать за несколько недель вперед.
Его истинной страстью были цветы. Отчасти из-за них он и согласился на этот контракт, хотя работать нужно было в непривычной для него обстановке. Он знал, что на Багамах встречается несколько редчайших разновидностей орхидеи... Прежде чем затаиться в церкви, он успел посетить сады Адастры, южного пригорода Нассау, которые как раз славились своими орхидеями. О’Брайен склонялся над тропическими цветами и в его душе царили мир и покой. Общепринятая мораль была для него не более чем пустым звуком. Он разделял человечество на две категории: “хорошие ребята” и “плохие ребята”. Хорошими обычно были те, кто платил, плохими — те, кого велели убивать. Он имел врожденный талант к убийству, подобно тому как другие имеют способности к живописи или теннису. Его спокойное равнодушие к страданиям — как к чужим, так и к собственным, его природная агрессивность и невероятная ловкость в обращении с пистолетом делали Джима одним из самых опасных людей в мире.
Усевшись за руль своего прокатного “форда”, О’Брайен аккуратно развернулся, не торопясь покатил по Блубелл-роуд и через полчаса добрался до аэропорта Виндзор-Филд. Там он вернул машину в бюро по прокату и вошел в небольшое здание аэровокзала. У него уже был забронирован билет на рейс 869 компании “Пан-Америкэн” до Майами. О’Брайен посмотрел на часы: до первого приглашения на посадку оставалось еще десять минут. Он быстро уладил все формальности и перешел в зал вылета, где купил открытки и сообщил по телефону об успешном выполнении задания под названием “Анджело Генна”.
Затем он смешался с шумной группой американских туристов, которые, как и он, прилетели в Нассау лишь на один день — в поисках мимолетной экзотики...
Под крылом “Боинга-727” проплывало Карибское море — зеленоватое, с синими полосками впадин и фиолетовыми скоплениями подводной растительности.
“До чего красиво!” — подумал Малко. Через несколько минут самолет должен был приземлиться на островке Нью-Провиденс, едва ли не самом маленьком из всех трех тысяч островов Багамского архипелага. Остров Большая Багама, где исчез Вер-нон Митчелл, располагался в ста милях севернее этих мест. Но след пропавшего ученого начинался именно здесь, в Нассау, столице Нью-Провиденса, которую ежедневно заполоняют толпы туристов из Майами. Сам остров представлял собой плоский, неплодородный кусок суши, который часто трепали морские ураганы.
Сидевший рядом с Малко американец в клетчатой рубашке недовольно проворчал:
— Тут, наверное, одни дикари...
Малко благоразумно промолчал, зная, что для большинства американцев дикие края начинаются со штатов их собственного Среднего Запада.
“Боинг” на несколько секунд как бы завис в воздухе, а затем его шасси коснулось посадочной полосы аэропорта Виндзор-Филд, построенного в самом центре острова.
Малко был знаком уже со многими тропическими странами, но Нью-Провиденс в июле оказался ни с чем не сравнимым. Когда Малко дошел до деревянного здания аэровокзала, у него было такое ощущение, что он похудел на десять килограммов. Воздух был раскален до предела.
