Стюарт повернулся в седле, его люди подъехали и, не спешиваясь, следили за ним настороженным взглядом, между тем как на их исхудавших энергичных лицах, словно в зеркале, отражалось пламя, вечно снедавшее их командира. Внезапно с фланга грянул дружный залп, и пули, злобно треща и щелкая в пронизанной солнцем листве над их головами, выбили кофейник из рук Баярда Сарториса.
– Не угодно ли вам сесть в седло? – сказал Стюарт пленному майору, и хотя речь его была изысканно учтива, в ней не осталось ни капли прежнего легкомыслия. – Капитан Уайли, у вас самая сильная лошадь, так не откажите…
Капитан вынул ногу из стремени и втащил пленника на лошадь позади себя.
– Вперед! – скомандовал генерал, пришпоривая своего гнедого, и весь отряд, как огромный кентавр, дружно скатился с холма, и, прежде чем залп успел повториться, всадники с грохотом ворвались в лес в том самом месте, откуда доносилась пальба. Синие призраки кинулись врассыпную прямо из-под копыт их коней, и они помчались среди деревьев, окруженные осиным роем пуль из ружей Минье. Стюарт теперь держал в руке свою шляпу с плюмажем, и рыжие кудри, развеваясь в такт бешеной скачке, полыхали снедавшим его пламенем буйной отваги.
Сзади и с фланга по их мелькающим теням все еще, хлопая, били ружья, и ликующий весенний лес оглашался пронзительным горном, неустанно славшим сигналы тревоги из одной бригады в другую. Стюарт постепенно забирал влево, оставляя весь этот шум позади. Лес начал редеть, и всадники, построившись в колонну, перешли на галоп. Пленный майор подпрыгивал и трясся за спиной капитана Уайли, и генерал, осадив свою лошадь, поехал рядом с несшим двойное бремя благородным конем.
– Я весьма сожалею, что вынужден причинять вам такие неудобства, сэр, – с изысканной любезностью заговорил Стюарт. – Но если вы хотя бы в общих чертах укажете нам место расположения вашей ближайшей заставы, я с удовольствием захвачу для вас верховую лошадь.
– Премного вам благодарен, генерал, – ответил майор. – Однако заменить майоров много легче, нежели лошадей. Я не хотел бы вас затруднять.
– Как вам угодно, сэр, – холодно согласился Стюарт. Он пришпорил гнедого и снова занял свое место во главе колонны.
Теперь они скакали по еле заметной тропинке, которая когда-то была дорогой. Она вилась среди цветущих зарослей кустарника, и, продвигаясь быстрым, но ровным аллюром, отряд внезапно выскочил на прогалину и наткнулся на кавалерийский эскадрон янки, который в изумлении отпрянул, но тотчас же снова понесся вперед.
Стюарт не моргнув глазом молниеносно повернул свой отряд и снова углубился в лес. Пистолетные пули тонко свистели над их головами, но по сравнению с нагонявшим их громом копыт вялые хлопки выстрелов звучали так же привычно, как треск ломавшихся веток. Стюарт съехал с дороги, и они стремглав поскакали сквозь кустарник. Кавалерия янки с гиканьем мчалась им вслед, и Стюарт, построив свой отряд плотным кольцом, остановил запыхавшихся всадников в густой болотистой роще, и они услышали, как погоня пронеслась мимо.
Они двинулись дальше, снова выбрались на дорогу и в настороженном молчанье продолжали свой прежний путь. Слева постепенно замирал удалявшийся шум погони. Они опять пустились в галоп. Вскоре лес начал густеть, и им пришлось ехать рысью, а потом шагом. Хотя пальба теперь прекратилась и горны тоже умолкли, в тишине, над сильным, учащенным дыханием лошадей и отдававшимся в ушах стуком их собственных сердец, появилось безымянное нечто – какая-то странная напряженность, словно невидимый туман, ползла от одного дерева к другому, наполняя росистый утренний лес гнетущим предвестьем неизбежной беды, хоть птицы, казалось, ничего не замечая, безмятежно порхали по деревьям.
Впереди между деревьями что-то забелело; Стюарт поднял руку, всадники остановили лошадей и, молча глядя на него, прислушались, затаив дыхание. Потом он снова двинулся вперед и, ломая кусты, вырвался на другую поляну. Всадники поскакали следом, и внезапно перед ними возник давешний холм, брошенный стол с завтраком и разграбленный склад провианта. Они осторожно подъехали ближе и, пока генерал торопливо писал что-то на клочке бумаги, остановились вокруг стола. Тихая поляна, не тая угрозы, купалась в золотистых утренних лучах, словно озеро, налитое золотистым вином невозмутимого глубокого покоя, но над этим пустынным уединением, пронизывая его насквозь, витало все то же безымянное, гнетущее предвестье неизбежной беды.
