Наиболее сильно "блядская" болезнь поражает тех, кто достигает "вершин власти", а вершин власти, как правило, достигают законченные бляди. Круг, "символ вечности и нерушимости" отечественного блядства нашего, замкнулся. Объяснение простое и понятное: от граждан, достигших "руководящих высот", все остальные, кто не добрался до высот, ждут излияния благ. Ждут, но не верят в них: сами такие. Одно из многих необъяснимых свойств наших:
— Осчастливьте нас! — взываем мы к "верхам" с надеждой получить от них блага и заблуждаемся: прорвавшиеся "наверх" к "заоблачным высотам", не для того туда и рвутся, чтобы сделать кого-то "щасливыми". Феномен, который никто до сего времени не объяснил: "мы выбираем "старших" над собой для того, чтобы они нашу жизнь сделали прекрасной. Но никто и ни на секунду из "выборщиков" не подумал:
— Может, следует самому свою жизнь устраивать!? Без "добрых" дядь?
"Верхушка", "до соплей", страшно обижается, когда "низы" осмеливаются напоминать им кто они такие, как и откуда вылезли во власть и какая им "цена в базарный день". Но далее обид не уходят потому, что хватает ума понять: "обижаться проще, чем не давать повода для обид". Обижаться — лёгкое и приятное занятие, потому, что оно в итоге позволяет надеяться на "принесение извинений от обидчиков".
Не грозит нам исцеление от древней нашей, болезни с названием "блядство", не получится, нет в отечестве нашем ни стоящих лекарей, ни лекарств собственного изготовления. Лечить зарубежными лекарствами отечественное блядство — пустое занятие, пробовали…
Как прочно и надёжно сидит блядство в каждом из нас, как долго мы будем "инфицированы" этой, только нашей древней болезнью — предстоит выяснить последующим поколениям. И установивши причину — излечиться от заразы. "Блядь" — слово старославянское, но с чего-то очень надёжно окопавшееся в современном русском языке. Но всё же "блядь" понятнее, роднее и ближе для меня, чем "прикол" и "тащусь".
Старое слово перешло в современный язык с "оскорбительной" характеристикой для женщин. Но оно безобидное, не "матерное", и единицы, кто знает истинное значение слова "блядове", полностью со мной согласятся. Оно всего лишь определяет суть нашу, и ни с какой стороны не касается женщин. В слове нет и намёка на женское непостоянство, но почему в отечестве своём мы приклеили его женщинам — точное выяснение причин "тянет" не меньше, чем на звание "кандидат филологии". Кто-то из "россиян" в будущем обязательно выяснит причины, по которым старославянское обидное только для чиновников слово "блядове" перебралось в разряд "оскорбительных" для женщин. Верю, что сегодняшняя задача со словом "блядь" может быть решена, и когда такое произойдёт — тотчас особым указом следует отменить несправедливое звание большей и прекрасной половине рода человеческого в отечестве нашем.
Через какое-то время пришло понимание, что и я был очень большой блядью, когда обещал любимой тётушке увековечить её имя знакомыми, правильными и прекрасными русскими словами. Полных сорок лет не забывал позорного момента, когда, не подумав, дал сомнительное обещание что-то написать о ней. Момент дачи обещания был и моментом моего вступления в "великое братство блядей". Память о необдуманных словах, что были сказаны тётушке в тридцатилетнем возрасте, и с того момента периодически, но не чаще одного раза в месяц, отравляла существование тридцать последующих лет жизни. Сказать, какие годы были худшими: те, что были у меня до границы дачи обещания написать повесть, или после — не могу, но попытаюсь выяснить.
Была уверенность без оснований, что у меня получится такое, как написать повесть о тётке, но, как практически осуществить уверенность — не представлял. Если прошлые желания мои объяснять медицинскими терминами, то полных тридцать лет я был "инфицирован обещанием", и если бы был медработником, назвал бы их "инкубационным периодом". Жил и понимал: "мой, личный "инкубационный период" длиться бесконечно не может, нужно как-то приступать к написанию обещанной повести и, наконец-то исцелиться от блядства. Страх уйти в мир иной "заразным" не должен отравлять существование бесконечно!
