И речи не было о том, чтобы до отплытия в Америку оставаться в Париже и по-прежнему служить мишенью для злопыхателей. Сара быстро собрала небольшую труппу из нескольких актеров далеко не последнего ряда: Талбо, Трэна, бывшей пансионерки «Комеди Франсез» госпожи Девойо, Мари Кальб и ее собственной сестры Жанны, и подписала с директорами лондонского театра «Гейети» Холлинг-схедом и Майером контракт на месяц спектаклей — с 24 мая по 27 июня. Репертуар она представила разнообразный, возобновила прежние успешные работы — старую Постумию в «Побежденном Риме» Александра Пароди и «Федру», но главное, создала новых персонажей — Адриенну Лекуврёр Скриба и Легуве и Жильберту во «Фруфру» Мельяка и Галеви. У нее не было возможности играть эти пьесы в Париже, так как исключительные права на них все еще оставались у «Комеди Франсез». Создавая эти две роли, Сара должна была помнить о двух исторических эталонах, оставшихся в памяти английских зрителей, — великой трагедийной актрисе Рашели в роли Адриенны и Эмме Декле[19] в роли Фруфру.
«Адриенна Лекуврёр» была написана для Рашели, в основе пьесы — реальная история: молодая талантливая актриса влюбляется в некоего графа, которому читает во втором акте знаменитую басню Лафонтена «Два голубя», ту самую, что позволила Саре поступить в консерваторию. В конце героиня умирает, отравленная ревнивой соперницей. Интрига «Фруфру» тоже мелодраматична: после выгодного, но неудачного замужества (граф де Сартори чересчур серьезен для нее) Фруфру возобновляет отношения с одним из бывших своих поклонников и бежит с ним в Венецию. Граф находит их, убивает любовника, а раскаявшаяся Фруфру возвращается домой и, обнимая сына, умирает на руках у мужа. Обе пьесы давали возможность Саре сыграть волнующие сцены агонии.
Представление в Лондоне 24 мая 1880 года «Адриенны Лекуврёр» было значительным событием, Сарсе, Витю и Лапоммерэ отправились в путешествие, безусловно, надеясь стать свидетелями провала. Но Сара не разочаровала своих зрителей, напротив. Даже враждебно настроенные критики дружно признали ее талант. Сарсе сетовал: «Она и камни заставила бы плакать, а какое наслаждение было лить слезы. <…> Никаких криков, никаких судорог, никаких гримас. Все хватало задушу, было мучительно и целомудренно, благородно и гармонично. Не представляю, чтобы когда-нибудь нам дано было услышать в театре что-либо более совершенное: правда возносилась ввысь на крыльях поэзии. <…> Ах, если бы она осталась в „Комеди!“ Да, я снова за свое, ибо это выше моих сил. Что поделаешь, мы потеряли не меньше, чем она… Я не могу смириться с нашей потерей. Какая жалость! Какая жалость!»
Парижский театральный мир разделился тогда на тех, кто радовались, что они наконец избавились от неукротимой Сары с ее вечными капризами, и тех, кто сожалели, что не имеют больше возможности восхищаться ею на сцене «Комеди Франсез». Сарсе был из числа вторых, хотя и не пощадил ее во время первого английского турне. Витю тоже отправился в путь, уж его-то никак нельзя было заподозрить в снисходительности к Саре, однако и он писал: «Никто не усомнится в искренности моего восхищения, если я скажу, что в пятом акте Сара Бернар поднялась на недосягаемую высоту по драматической силе и художественной достоверности. <…> Если бы парижская публика слышала, если она когда-нибудь услышит вчерашний душераздирающий крик мадемуазель Сары Бернар „Я не хочу умирать, я не хочу умирать!“ — то разразится рыданиями и овациями».
В своих мемуарах Сара говорит об этом кратком лондонском опыте как о возрождении, позволившем ей осознать счастье вновь обретенной свободы. Сара лучше спала, ела с большим аппетитом и вернулась вполне здоровой, чтобы провести несколько дней в Париже, прежде чем в июле и августе отправиться в Брюссель и Копенгаген, где она покажет «Адриенну Лекуврёр» и «Фруфру». Там ее в исступленном восторге встретила толпа почитателей, это положило начало грядущим триумфальным встречам. В Брюсселе она играла в театре «Ла Моннэ», а в Копенгагене в «Королевском театре», где ее наградили орденом «За заслуги». Накануне отъезда Сары был дан торжественный ужин, и там она учинила новый скандал, на сей раз дипломатический. Барон Магнус, посланник Пруссии, подняв бокал, провозгласил тост за Францию и ее артистов, на что Сара, не забывшая войны 1870 года, ответила дрожащим от волнения голосом: «Что ж, выпьем за Францию, но только за всю Францию, всю целиком, господин министр Пруссии!» — намекая на аннексию Пруссией Эльзаса и Лотарингии, отошедших к ней согласно Франкфуртскому договору. Дипломатический инцидент наделал много шума и возвеличил в глазах французов Сару, наделив ее новой, неофициальной миссией — представлять за границей Францию.
