Окончательно невзлюбив Сару, Перрен решил не давать ей новых ролей, и все свое время она проводит в окружении друзей в мастерской на площади Клиши. В декабре, в результате случайного стечения обстоятельств, Перрен внезапно предложил ей роль Федры, причем на весьма неожиданных условиях. За очень короткое время — всего четыре дня — она должна выучить роль. Приняв вызов, Сара начинает работать днем и ночью, обратившись за помощью к Ренье, бывшему своему преподавателю в консерватории, чтобы выстроить роль Федры.
Давление чудовищное. Речь шла о соперничестве с памятью о Рашели, притом что Сара никогда не видела ее игры, тогда как большинство критиков хранили воспоминание о той непревзойденной Федре. Для своего вступления в большой мир трагедии Сара располагает всего лишь негромким сопрано, несоизмеримым с волнующим контральто тех, кто предшествовал ей и с кем ее будут сравнивать. Выражение пылкой страсти и ревности рискует возвысить ее голос до пронзительных и малопривлекательных нот. Она это знает и потому ищет собственную интерпретацию роли, предпочитая выражать скорее печаль, нежели ярость, скорбь и ощущение близкой смерти, нежели необузданную ненависть. В «Искусстве театра» Сара писала по поводу своей работы над Федрой: «Проникнувшись лиризмом этой мелодичной речи, глубокой жизненностью этих чувств, я вспомнила, что Шанмеле[18], которая играла Федру, была, по словам историков, созданием прекрасным и грациозным, а вовсе не какой-нибудь одержимой, и я попыталась разгадать пленительность тайны расиновского искусства, такого чистого и трогательного, чтобы сделать его более ощутимым для зрителей».
Вечером 21 декабря 1874 года Сара умирала от ужаса, хотя ее немного успокаивало то, что Ипполита будет играть Муне-Сюлли. Снова оказавшись во власти парализующего страха, она дошла до предела и разразилась рыданиями перед выходом на сцену. К счастью, актер, игравший Терамена, пришел успокоить ее, не успев до конца вылепить из розового воска свой нос, и вид этой ни с чем не сообразной маски рассмешил актрису. В первом акте напряжение так и не отпустило ее до конца, она играла, стискивая зубы, и произносила свои тирады на слишком высоких нотах. Однако вскоре она одержит верх над собой, зрители устроят ей овацию, и после пятнадцатого вызова Сара без чувств упала на руки Муне-Сюлли. Большинство критиков расхваливали ее, подчеркивали изящество и естественность ее поз, а главное, музыкальность, с какой она произносила александрийский стих Расина. Зато некоторые без стеснения отмечали голосовые ограничения в знаменитых трагических сценах. Так, журнал «Театр» писал: «Смотреть было мучительно. Чем громче она говорила, тем вернее изменял ей голос, хриплый и немощный одновременно».
Рейнальдо Ган в книге «Великая Сара» приводит свои воспоминания о спектакле. Он не видел премьеру «Федры», а побывал на спектакле почти двадцать лет спустя: Сара воплощает «красоту, облагороженную скорбью», «идею женщины, насмерть раненной любовью», «все самое элегантное, что могла воплотить лучшая скульптура». В знаменитом обращении к Афродите она «выглядит едва ли не жрицей», «правая рука вытянута и чуть согнута, поддерживая ниспадающие складки белого, шитого золотом одеяния, левая рука прижата к сердцу, глаза устремлены в небеса». В последнем, пятом акте он отмечает поразительное физическое преображение актрисы: «это передвигается мертвая», «кожа лица, мертвенно-бледная, увядшая, ввалившиеся щеки; кажется, будто складки царского одеяния скрывают исхудавшую плоть. Это уже не те, недавно красивые, горделивые складки, а складки савана, жесткие и холодные. И в эту предсмертную минуту она замогильным голосом обвиняет себя в двойном преступлении: своей любви и обмане». Успех стал триумфом, все хотели видеть Сару в этой роли, в которой она создавала иллюзию языка богов. Она отыскала секрет той алхимии, которая объединяет сам персонаж с его исполнителем; когда нервное напряжение не сдерживает голос, особая мелодичность ее речи чарует и завораживает зрителей.
В январе 1875 года Сару сделали сосьетеркой, однако это повышение, результат нового испытания боевых сил с Перреном, пришло едва ли не слишком поздно, настолько ее положение в «Комеди Франсез» представляется ей несвободным. Ролей она почти не получает, играет редко, ибо принцип репертуарного театра — очередность. Кроме того, соперничество с Софи Круазетт, которой покровительствует директор, не способствует ее карьере.
