Грохот зажигательных ритмов, доносившихся с «Косы», слышала вся Ла-файя. Свободные парковочные места разобрали давно; кабриолет некуда было воткнуть — его пришлось оставить напротив продуктового супермаркета, в ячейке с надписью «для персонала».
— Нас оштрафуют.
— Пусть штрафуют, — водитель легко махнул рукой. Что такое штраф в сравнении с замечательным вечером?
Через дорогу к собравшейся на побережье толпе они не шли — бежали. Лана цокала по асфальту шпильками, Мо держал в руках два пакета с одеждой.
— Под номером двадцать четыре будете, — перекрикивал музыку лысоватый и вспотевший менеджер. — Держите номерок.
Ей прикололи булавкой к блузке бумажный кружок.
— Сейчас выступает пара под номером двадцать. Вы пока в примерочную. Одежда с собой? Когда вас объявят, выйдете с разных концов сцены на помост. Трансляция на камеры идет в реальном времени. Что? Музыка? Нет, заранее не объявляем — все на месте, на месте, девушка. Как, вы говорите, ваша фамилия?
Во вспученном и потертом журнале ручка с синей пастой вывела ее фамилию — Далински. Через дефис приписала — Кассар.
— Готовьтесь, готовьтесь, мне нужно записать следующих…
За ними стояла целая очередь желающий станцевать на публику: парень с пирсингом в губе и татуированная девчонка, густо пахнущая духами и алкоголем; пытающаяся казаться спокойной пожилая пара — седовласый мужчина похлопывал по руке немолодую, но задорную спутницу — оба перетаптывались на месте от возбуждения. Подталкиваемая в спину, Лана успела подумать, что этим бы лучше отсидеться дома ради собственного здоровья, ведь «Ла-чача» — конкурс бойких страстных танцев, а не медленных размеренных вальсов.
— До встречи на сцене, — шепнул ей на ухо Мо.
— Если платье не подойдет, я тебя убью, — успела она выдохнуть прежде, чем они разделились.
Марио увели налево, в кабинку для мужчин, — Лану направо. Когда она поднималась по лестнице, стихла музыка, и пляж взорвался аплодисментами. Зычно поздравлял с успешным выступлением неких Карлу и Алана ведущий; посвистывал микрофон.
Готовилась выступать пара под номером двадцать один.
Yanni — Ritual De Amore (Desire)
«Только бы не медленное, только бы заводное…» — неслышно бормотала Лана, выискивая в примерочной свободный угол. Чтобы не едва касаться, а чтобы страсть, хлесткая и ярая, как обжигающие до сладкой боли удары кнута… Над зеркалами, безжалостно разгоняя полумрак мини-комнаты, горели ряды лампочек, и эти лампочки превращали гримерную почти что в операционную. Вертелись, придирчиво разглядывая свои отражения, девчонки номер двадцать два и двадцать три — рыжая и брюнетка. Подруги.
— Ну, как я?
— Самый самолет!
— А Никки видела?
— Увижу из-за ширмы.
На Лану — конкурсантку номер двадцать четыре — не обратили внимания. Ввалилась в комнатушку Клара — возбужденная до предела, потная, мерцающая, словно электричеством, недавними похвалами и аплодисментами.
— Круто! Это было круто! Ох, я б еще…
Но ее «еще» кончилось — настало время занавеса. А вот для Ланы занавес еще не открылся, и она юркнула за ширму и нервно развернула пакет. Что там? И обалдела, разворачивая платье. Тяжелое, сплошь усеянное золотыми стразами и короткое до неприличия, с бахромой по низу. Золотое — в тон туфлям.
— Мо-о-о….
На груди прозрачная сеточка, сбоку узор, на спине до самых ягодиц молния.
— Черт, я же сама не застегну. Девочки, вы мне поможете? — высунула голову из-за ткани.
— Поможем, — склонившись к зеркалу и подкрашивая губы, отозвалась брюнетка, — надевай, пока не ушли.
И Лана принялась втискиваться в наряд.
Она прокляла Марио. Почти прокляла. Потому что платье открывало ноги до того самого места, откуда они начинали расти, потому что оно сидело так плотно, что становилось трудно дышать — или ей трудно дышать из-за волнения?
Молния на спине сошлась кое-как, и с финальным «вжи-и-ик» Лана увидела абрис своей фигуры лучше, чем если бы стояла перед зеркалом полностью голой.
— Ух ты! Круто!
Рыжая конкурсантка уже ушла выступать — со сцены доносились размеренные звуки «татамбы»; в примерочной остались они вдвоем — Лана и чернявая «двадцать третья» в черно-синем блестящем наряде.
