— И еще, — добавил Олли, — он никогда не надевает черное, потому что черный — цвет смерти.
— Почему он так боится смерти? — поинтересовалась Бесс.
— Когда Уэсли был маленьким, деревенские мальчишки подшутили над ним — заперли его в склеп под местной церковью, — объяснил Николас. — Заперли и забыли. Несколько дней Уэсли там сидел. Он чуть не умер с голоду и не сошел с ума от страха. И вот с тех пор… — Николас развел руками.
— Какой ужас! — воскликнула Бесс.
Олли и Николас обменялись многозначительными взглядами.
— Расскажи им, Ник, как мы пригласили Бессмертного на его собственные похороны.
— Не стоит, Олли. Гости решат, что я законченный негодяй.
Эта проделка была одной из самых жестоких, в которых Нику довелось участвовать. Отчасти его оправдывает лишь то, что в ту горячую пору ему было всего двадцать. Сейчас, спустя семь лет, Николасу, успевшему повзрослеть и поумнеть, уже не хотелось вспоминать о том давнем случае. Гордиться было особенно нечем. Больше того, он согласился бы совсем забыть о дикой выходке, словно ее и не было вовсе.
Но Олли, у которого всегда не хватало такта, продолжал настаивать:
— Если ты не расскажешь, я расскажу сам. Мы здесь все друзья. То, что будет сказано тобой здесь, не выйдет за пределы этой комнаты, я знаю.
Николас понимал, что спорить бесполезно.
— Это было в Лондоне, — начал Олли. — Однажды ночью Ник и несколько его друзей решили подшутить над кузеном Уэсли. Шестеро из нас нарядились в черное монашеское платье и принесли пустой гроб в дом бедняги Уэсли. Он уже спал, так что ничего понять не успел. Мы его связали, рот заткнули кляпом и уложили в гроб. Видели бы вы его лицо! — воскликнул Олли, трясясь от смеха. — Потом мы отнесли гроб в гостиную и отслужили заупокойную мессу.
Николас не мог забыть сдавленных криков Уэсли, его полных ужаса глаз. Теперь ему было стыдно за тот отвратительный поступок.
— Да, хорошо пошутили, — нарушил молчание лорд Хейз.
— И ничего особенного тут нет, — произнес лорд Кокс. — Мы все в свое время подшучивали над друзьями. Каждому из нас есть что вспомнить.
Бесс, однако, придерживалась другого мнения.
— Если бы надо мной кто-то так подшутил, я не смогла бы простить обидчика, — задумчиво произнесла она.
Николас улыбнулся:
— Должен сказать, что мой кузен оказался, на счастье, не слишком злопамятным и простил меня. Хотя я того и не заслуживаю. Я раскаялся. Теперь мы снова друзья.
Уэсли вошел в гостиную и тихо поздоровался со всеми.
Николас поприветствовал гостя, широко улыбаясь:
— Как хорошо, что ты приехал в Силверблейд!
— Я навестил бабушку. И перед возвращением в Лондон решил повидать тебя и тетю Мэри.
Уэсли все время оглядывался, словно боялся, что за ним гонятся.
— Мама всегда принимает тебя с радостью, — сказал Николас, добавив: — Ты ведь всех здесь знаешь, верно?
— Всех мужчин — да, конечно, — неуверенно улыбаясь, ответил Уэсли.
Олли выступил вперед:
— Уэсли Девениш, мы бы хотели обратиться к тебе с просьбой.
— Я в вашем распоряжении, — вежливо ответил Уэсли.
Когда Олли закончил объяснения, Уэсли торопливо согласился стать судьей.
— Славный парень! — просияв, заключил Олли.
— Но только я хочу поставить условие, — добавил Уэсли.
— Какое именно?
— Чтобы проигравшие не вызвали меня на дуэль.
Джентльмены дружно рассмеялись.
Николас обнял Уэсли за плечи и предложил выпить и закусить. Вскоре гости покинули зал. Одни отправились в конюшню смотреть новых лошадей хозяина, другие пошли в богатую библиотеку лорда Силверблейда.
В гостиной остались только Николас и Уэсли. Силверблейд предложил:
— Пойдем поищем мать во французском саду. Я знаю, что она всегда тебя ждет.
Маленький французский садик с кустами и клумбами затейливой формы располагался позади дома. Аромат цветущих растений разливался в воздухе. Леди Мэри нигде не было видно, и Николас нахмурился:
— Должно быть, мои гости напугали маму. Она ненавидит гостей.
— И что теперь, — с улыбкой сказал Уэсли, — лишить себя общества приятных тебе людей лишь из-за того, что леди Мэри предпочитает жить затворницей?
Боль отразилась на лице Николаса. Так бывало всякий раз, когда он думал о матери. Она только раз в день выходила из своих апартаментов, чтобы спуститься во французский сад. Николасу было всего десять лет, когда после трагических событий леди Мэри по доброй воле приговорила себя к затворничеству.
