Когда танковая армия Ротмистрова немцев остановила, то они не могли замкнуть кольцо вокруг Курского выступа и понесли очень большие потери. Как только немцев остановили, мы пошли в сторону Белгорода. Освободили Белгород: город весь разрушен, ни одной целой крыши или окна нет. Но нам некогда было рассуждать, дальше пошли и 23 августа уже вошли в Харьков. Рано утром мы зашли туда, немец удирал во все лопатки. Потом в Харькове наши части занимались разминированием, но мне не пришлось. Был там специальный батальон электрозаграждений и радиобатальон, а я был в саперном батальоне.
На станции Минеральные Воды — не те, что на Кавказе, а под Харьковом, — у немцев сильная оборона была. Мы сбили их с этой обороны и вошли в Полтавскую область, где немец стал отступать просто в панике. Гитлер поставил такую задачу — уйти за Днепр, занять там жесткую оборону, а все левобережье, Полтавскую область, превратить в пустыню. Уничтожить запасы продовольствия, чтобы мы там с голоду подыхали и зимой замерзали. Отступали они очень хитро. У меня, как у сапера, было задание обеспечить продвижение техники по дороге. Одно отделение идет впереди прямо по дороге, одно отделение слева, другое отделение справа и сзади отделение в резерве, и всю полосу проверяем на мины. Проверишь километр, два, три и ставишь указатель: «Проверено, мин нет. Лейтенант Журнаков». Какая была ответственность! Идешь, идешь — вдруг немцы оставили оборону временную. Сами на машинах удрали на какое-то расстояние и там заняли оборону, а в качестве заслона оставили власовцев.
Эти оставшиеся обороняются, видят, что туго, — раз, собрались и удирают. Так что мы не шли парадным маршем, а через каждые 10–15 километров приходилось вступать в бой.
Ой, как мы там устали, мать честная! Там же грязюка, Украина, чернозем. Все сожжено — в населенных пунктах только трубы торчат, даже солома в полях сожжена, ни курочки, ни петушка там не найдешь. Скот весь убивали или гнали к себе за Днепр. Был город какой-то на «К», забыл сейчас название; когда мы зашли туда, там школа кирпичная горела, люди кричали. Бензином облили и подожгли, а на улицах люди рядом со скотом лежали расстрелянные. Вот так было до Днепра.
На Полтавщине деревни были пустые, а народ весь попрятался. Там везде балки, такие сухие овраги. В них нарыты норы; бои начинаются — люди в норы прячутся. Кто остался жив, к нам навстречу повыходили. Я один раз в такую нору зимой погреться залез, вшей нахватал, потом не стал. Кто не успел спрятаться, тех в Германию колоннами угоняли и скот угоняли. Молодых и здоровых угоняли, а стариков убивали. Мы даже однажды перехватили трех факельщиков, которые на мотоциклах ездили и поджигали в деревнях хаты. Местные жители прибежали и разорвали их на части; я уже тут не участвовал. Потом была Решетиловка, форсировали реку Псел, подошли к Днепру. Противник занял прочную оборону. Полтаву освободили 23 сентября, ровно через месяц после Харькова. В Полтаве народ уже был, немцы не успели их там уничтожить.
— Что в этот начальный период, до Днепра, для вас было самым трудным?
— Физически очень тяжело было, велико было моральное напряжение, командиров не знал многих. Потом уже знал всех, вплоть до комдива и начальника штаба той дивизии, к которой придаешься. Когда был в 6-й гвардейской ТА, то лично знал командующего 9-м гвардейским мехкорпусом генерала Волкова[17] и его заместителя, начальника инженерных войск корпуса тоже лично знал.
— Когда вы двигались от Курской дуги до Днепра, у вашего взвода была радиосвязь со штабом?
— Она была перед Полтавой, но со штабом батальона. У меня был позывной «Синий-2». Но не всегда она была.
— Когда не было радиостанций, как связь осуществляли?
— Связные были. Обычно каждый вечер приходилось донесения писать, что сделал и где. Обязательно нужно было их размножить и дать войскам знать, где заминировано, где проходы, чтобы на свои же мины не напороться. На минное поле обычно составлялся формуляр в трех экземплярах. Это обязательно надо было сделать, но не всегда получалось. Саперов почему много убивали? Когда надо разминировать, сапер все внимание концентрирует в одной точке, некогда по сторонам головой крутить. В это время немецкая разведка может схватить и утащить. Поэтому мы потом как стали делать? Допустим, трое разминируют, а двое наблюдают сзади и по бокам, чтобы не попасться. Это прикрытие было свое, из саперов.
