Самый высокий индеец в Толтепеке - страница 10
Возница этого старого транспортного средства, собственности «Техасской Экспресс», модели с крытым матерчатым верхом, созданной для скоростной езды по дикому краю, был твердого мнения, что ум мексиканца настолько разветвлен, что в итоге оказывается совсем прост. Он столь замысловато петляет в своих латинских построениях, стремясь выглядеть мудренее, что обычно возвращается к исходному пункту.
Возница рассчитывал именно на эту его особенность.
Он рассчитывал, что когда пущенный в Эль-Пасо слух достигнет полковника Фульгенсио Ортеги, он скажет себе: «Ага! Эта безмозглая дилижансная компания американо полагает, что если она объявит, будто Эль Индио переправляют у нижнего брода, то я сразу решу, будто на самом деле они станут переправляться у нового, верхнего брода — и значит, я стану ждать их у нового, верхнего брода — а они тем временем беспрепятственно переправятся внизу. Что за дураки! Естественно, я стану следить за обеими переправами, и они прекрасно это понимают. Весь их расчет построен на том, чтобы лично я отсутствовал у нижнего брода. Они думают, что если прорываться сквозь мой заслон в мое отсутствие — это окажется куда более легким предприятием. Ну что же! Ай, Чихуахуа! Пусть идут. Пусть идут! Пусть поглядят, кто будет ждать их позорный дилижанс с его таинственным пассажиром у старого нижнего брода! Ха! К чему тягаться умом с Палачом из Камарго? Идиоты!»
Конечно, рассуждай полковник Ортега иначе, возница дилижанса жестоко просчитался бы, ибо весь его план был рассчитан именно на встречу с Палачом.
Возница, высушенный ветром, жилистый малый, потуже перехватил вожжи упряжки. Он поговорил с пристяжными и с коренниками, концом своего пятнадцатифутового возничьего кнута пощекотал уши одним, а ляжки — другим.
— Эгей, родимые, — крикнул он лошадям. — Так, так! — Склонившись над каретой, он обратился к закутанному, смуглолицему пассажиру, единственному пассажиру тряского дилижанса. — Хорошо ли вам, сеньор? — Говорил он по-испански, но изнутри не последовало никакого ответа.
«Какой храбрый малый, — подумал возница. — Подобных не так-то много встретишь в землях, лежащих южнее Рио, — да и в любых землях…»
— Ты очень мал, — говорил тем временем низкорослый, мрачноватый на вид человек. — Как же получается, что ты так храбр?
— Прошу вас, Пресиденте. Умоляю — не говорите сейчас больше ничего. Мы приближаемся к особенно опасному месту, — говорил Чамако с робкой застенчивостью.
— Я не боюсь, малыш. — Эль Индио похлопал его по плечу. — Разве у меня нет доброго индейского следопыта?
— Пресиденте, прошу, ни слова больше. Вы не знаете полковника Ортеги.
— Я имел дело с ему подобными. Я хорошо его знаю. Они все похожи друг на друга — трусы, шакалы. Не бойся, малыш. Как, ты сказал, тебя зовут?
Чамако назвал себя, и маленький человек кивнул.
— Доброе индейское имя: оно означает именно то, что говорит. Сколько еще до переправы, малыш?
Они пробирались по проходу, проделанному в пустом прибрежном кустарнике, через ивняк и тростники. То была местность, излюбленная ночными тварями. Никто, кроме малорослых мужчин да мальчиков, не стал бы пробираться здесь вовсе — да и то уж очень маленьких мужчин и мальчиков. Если б рейнджеры попытались узнать, отчего апачи, набегавшие из Чихуахуа, исчезали здесь у них на глазах, на американском берегу Рио — так все дело было в том, что рейнджеры отыскивали лазейку в кустарнике, пригодную для обычного смертного, а не для индейца из Чихуахуа.
Но Чамако Диас был не просто маленьким индейцем — он был патриотом.
— Пресиденте, — умолял он сейчас, — тише. Пожалуйста, экселенсе. Мы уже к ней подходим.
Маленький человек в черном костюме улыбнулся.
— Ты смеешь обращаться ко мне в столь краткой форме? — сказал он. — Ты, индейский мальчик? Голоштанный оборвыш с пограничья? Прибрежная крыса речной поймы? Ай!
— Пресиденте, — отвечал мальчик. — Я попрошу вас еще только раз. Я знаю, что вы не боитесь Палача. Я знаю, что я — всего лишь бедняк, ничтожество. Но вы в сердце моем живете рядом с Господом Иисусом. Я умер бы ради вас, Пресиденте, так же, как за Него, и даже скорее. Но я поклялся переправить вас через реку к месту встречи. Я поклялся доставить вас в Толтепек сегодня к полуночи. А значит — зачем нам умирать, когда вам следует жить во имя народа нашей страдающей Родины? Я веду вас в Толтепек, Пресиденте. И если вы будете продолжать говорить вслух — я умру, даром, и Мехико никогда не получит денег, что вы несете. Но хуже всего, что не будет вас, Пресиденте. Я не смогу этого вынести. В вас — наша общая жизнь.
