– Ждут тебя?
– Почти три года прошло. Кто-то ждет… Но я не пойду. Не могу.
– Ты девушка хоть и наглая до безобразия, но благоразумная. Сделаешь как захочешь и как будет нужно, – Варварин осторожно потянулся. – Слушай, нет нашего штурмбаннфюрера. Уж не случилось ли чего дурного с военным преступником?
– Еще час подождем?
4.25.
Угол улицы Чернышевского
и переулка Маяковского
Видимо, Женька все-таки задремал, потому что заявились гости – неловко взбирались снизу по остаткам ступеней. Первым ковылял коренастый, почему-то опять со сверкающим ножом-шилом в руке. Рукава телогрейки закатаны. Следом ковыляли другие. Внизу остался немец, мерзко улыбался неживым лицом. Из третьего, «пулевого», глаза-отверстия на переносице медленно сочилась кровь. Положил поперек лестницы один кирпич, другой… Женька понял – замурует вместе с мертвецами. Прорываться нужно. В руке очутилась граната. Тут Женька с ужасом осознал, что совершенно забыл, как взводится «РГД-33»[53]…
– Земляков… – дергали за плечо.
Отвлекают гады… Женька схватился за автомат.
– Тьфу, да очнись! – начальница перехватила руку. – Подъем, дома выспишься…
Было холодно. Ясное небо затеняла лишь рваная пелена дыма. С Либкнехта доносились отдельные выстрелы, дальше – у Госпрома – бой не умолкал, грохотало и отдаленно, на востоке, у ХТЗ.
– Внимательнее, – приказал Варварин, поудобнее устраивая на ремне под рукой «ППШ». – Осматриваем на всякий случай улицу, и к машине. Черт с ним, с камрадом Найоком.
– Он нам ни разу не камрад, – уточнила Катрин. – Идем до Бассейной, дальше нет смысла. Евгений, ты у меня смотри – не схвати напоследок чего-нибудь несъедобного.
Старались двигаться в тени. Порой развалины почти перекрывали улицу, группа по одному пересекала открытое пространство. У Женьки ни с того ни с сего начала мерзнуть спина. Окон вокруг было сколько угодно, еще бойницы в подвалах, дверях и проломах. Хоть целиком «Лейбштандарт» прячь. У немцев, естественно, иных дел хватает, не только на рядового младшего лейтенанта засады устраивать, но жутко неприятное ощущение.
У перекрестка стояло несколько противотанковых «ежей», валялся моток колючей проволоки. У тротуара лежал убитый боец.
– Перебегаем, – скомандовал капитан, оглядывая окна верхних этажей.
– Я замыкающая, – сказала Катрин.
Варварин покосился, но возражать не стал. Первым перебежал переулок. Женька, втянув голову в плечи, рванул следом. Оглянулся – начальница сидела на корточках над трупом, шарила под шинелью.
– Вот же дурища… – прошипел капитан.
Блудная подчиненная уже нырнула в тень, протянула командиру красноармейскую книжку:
– Приобщите.
– Катерина, ну что за фокусы? – сдержанно поинтересовался капитан. – Расселась на открытом, как… Мозг уже на Базу ретировался?
– Чего там. Просто не люблю, когда «без вести». Виновата, – Катрин принялась рассовывать по подсумкам забранные у убитого обоймы.
– А боезапас зачем? – не выдержал Варварин. – Ты мне компанию до победного мая составить решила?
– То, что не выстреляем мы, могут выстрелить в нас, – сообщила девушка. – Пошли, что ли?
Впереди уже была Бассейная, пылал угловой дом. В свете пламени деловито пролязгал «T-IV». За танком прокатил полугусеничный «Бюссинг», густо облепленный гренадерами.
– Дальше нам не по зубам, – пробормотал Варварин. – Двигаем к нашему транспорту. Параллельным курсом пройдемся, для очистки совести.
Женька шагал осторожно, старался на мусор не наступать. Надо бы портянки перемотать – сапоги стали как ведра, ноги в них ужасно болтались.
Невдалеке ударил пулемет. Группа присела под защиту забора.
– Шляемся как бомжи последние, – проворчал капитан. – Уходить давно пора.
– Слушай, может, тот эсэсман в мемуарах напутал? Может, не Маяковского, а Каразина? Дома – вон, подходящие. Где эсэсовцу в поэзии разбираться, вот и напутал по памяти.
– Что, этот Каразин тоже поэт? – удивился капитан.
– Понятия не имею. Мы его не проходили, – сердито сказала Катрин. – Я про дома говорю.
– Каразин здесь первый университет открыл, – объяснил Женька. – Еще он что-то писал. То ли либеральное, то ли аграрное. Я когда карту изучал, глянул на всякий случай в энциклопедии.
