И началось мгновенно. Еще лязгали гусеницы, и мало кто расслышал-осознал практически мгновенные двойные выстрелы прячущейся во дворе пушки, как началась пальба с верхних этажей и полетели гранаты. Катрин вогнала пулю в голову, торчащую из «Штуга», пулеметчик чистил короткими очередями открытое чрево «Ханомага». Проклятый танк наконец остановился, по его корме бежали оранжевые язычки пламени. Начал медленно разворачивать башню, замер, бессмысленно нацелив ствол в фонарный столб. Из башенного люка показался человек, повис, скребя рукой броню. Мимо танка с трудом протиснулась самоходка, на ее корму упала и безвредно бухнула «РПГ-41»[34]. Самоходное орудие устремилось вперед, к обманчивой свободе перекрестка. Вторая самоходка попыталась повторить маневр, обогнула танк, но сверху ей в двигатель успели вогнать уже третью бронебойно-зажигательную пулю из «ПТРС»[35]. «Штуг» заскрежетал, дробя гусеницей старенький асфальт тротуара. На рубке лопнула брошенная из окна бутылка с «горючкой», потекли яркие ручейки. С бронетранспортеров и грузовиков середины колонны спрыгивали гренадеры, бежали под стены домов. Задрали стволы зенитные установки – в одну угодили сразу две гранаты, другая выплеснула огненные струи, с дома напротив полетела лепнина, осколки кирпича и штукатурки.
– Драпаем! – заорала Катрин, швыряя в окно еще одну гранату.
Пулеметчик уже топал по коридору. Женька подхватил у него мешок с дисками.
– Бодрее! – рычала наставница за спиной.
Барахтаясь в проломе, Женька ощутил полновесный подбадривающий пинок, выкатился на кошачью, сейчас полную дыма, лестницу.
Скатились вниз. Двор был пуст – «сорокапятку» успели подцепить и «Полицайская антилопа» уже выдернула орудие на соседнюю улицу. У выломанных ворот Катрин обернулась – в арке мелькали смутные фигуры. Катерина и пулеметчик начали стрелять одновременно – бывалый артиллерист врезал из тяжелого «дегтярева» от бедра. Кто-то в арке упал. Женька тоже успел выпустить короткую очередь и получил по шее:
– Не дури, снайпер! Ходу!
Бежали по улице. Следом задним ходом пятился прикрывающий «Т-60». У перекрестка кратко простучала автоматическая пушка – видимо, фрицы опрометчиво сунулись на улицу.
Отошедшие бойцы собрались у развалин продуктового магазина. Пушка уже уставилась стволом в сторону соседнего перекрестка – там из-за угла торчала морда рванувшейся вперед, но наскочившей на мину самоходки.
– Ослепли с перепугу, – злорадно сказал приободрившийся связист-матерщинник.
Подошел капитан Варварин в распахнутом полушубке:
– Потери есть?
Отряд недосчитался шестерых. Правда, через несколько минут появились вымотанные бронебойщики со своим «костылем» и один из разведчиков.
– Колька на углу остался, наблюдает. Горят фрицы.
На улице продолжалась стрельба. Злобно стрекотала автоматическая зенитка, бухали выстрелы самоходок. Над кварталом было видно зарево.
Подкатил мотоцикл.
– Товарищ капитан, когда отходили, вашего инженер-капитана зацепило. По ногам очередью лупануло.
– Вези в бригаду. Поосторожнее. И доложите там о ситуации. Немцы скоро очухаются.
– Есть! – Мотоциклист лихо развернулся и умчался.
Капитан сумрачно посмотрел на Женьку:
– Цел? Смотри мне. Так, товарищи офицеры, – ко мне!
Командного состава было мало, даже с учетом примкнувшего к начальству сержанта командира орудия.
– Что будем делать? Хаты здесь не очень – разобьют мигом.
– Обозначим сопротивление и драпанем. – Катерина почесала биноклем украшенную шрамиком бровь. – Товарищ капитан, может, нам пока «арт-штурм» добить? Что он, как прыщ недодавленный, торчит? Немцы у него возятся, гусеницу латают.
– Сможешь? – капитан Варварин глянул на командира орудия.
– Не вижу серьезных препятствий, – сдержанно сказал сержант. – Бронебойные есть, потратим два-три, загнется коробка. Только и позиция наша тю-тю. Раскроемся.
– Все равно здесь оставаться не будем, – капитан смотрел в сторону перекрестка. – Выкатятся, развернутся и расстреляют, как в тире. Бей самоходку и отходим к реке. Задержим перед мостом.
– Мне, товарищ капитан, лучше между домов базироваться, – сумрачно сказал танкист. – Здесь еще пошныряю, а там сожгут мигом. Я и так высунуться на голое боюсь.
