В дверном проеме возникла Катрин:
– Иди сюда, товарищ толмач.
Поднялись на второй этаж. В квартире сохранилась дверь, правда, с выбитым замком, дальше темнела прихожая, провонявшая гниющим тряпьем, и гостиная. Здесь даже диван сохранился. Потолок частью рухнул, сквозь дыру виднелось туманно-серое весеннее небо.
– Предполагаю эти апартаменты отвести под переговорную. Как тебе кажется, удобно здесь по душам беседовать?
– Конечно, только вот… – промямлил Женька.
– Табуретку еще одну принести? – сердито поинтересовалась Катрин. – Ладно, найду что-нибудь.
– При чем здесь табуретка? Я насчет другого, – Женька ткнул рукой в сторону окна. – Ведь вплотную получается. Когда вы… когда мы штурмбаннфюрера брать будем, шум поднимется. И как с ним здесь разговаривать?
– Ты нюансов не уловил. Лучше нам без шума обойтись, – небрежно сказала Катрин. – Удирать со здоровым дяденькой на руках по только что захваченным противником улицам – занятие крайне утомительное. Мы, конечно, с этим Найоком справимся, но можем его немного помять. Товарный вид потеряет. Мужчины, знаешь ли, очень хрупкими бывают. На всю беседу и на охмурение у нас час отведен. Потом нужно или отпускать, или наоборот. Так стоит ли его тащить в укромную нору? Подстрелит кто-то ненароком, совсем уж глупо получится. К тому же беседа именно здесь, в шаге от своих, будет его психологически подстегивать и ломать. Очевидный выбор: или возвращаешься к своей машине и майорскому пайку, или умираешь на этом плесневелом диване.
– Почему на диване? – ошарашенно спросил Женька.
– Ну, можно под диваном. Наша уверенность должна на него подействовать. Мы же спокойно беседуем, ничего не боимся. И наплевать нам, что рядом часовые, самоходки и прочие эсэсовские прибамбасы. Так, товарищ Земляков?
– Так, – у Женьки внезапно зачесалась спина. – Кать, а у нас получится?
Наставница приподняла свою аккуратно расчеркнутую бровь:
– А мы разве за чем-то иным шли? Раз должно получиться, – значит, получится.
Самоуверенность начальницы, как ни странно, действовала успокаивающе. Катрин показала еще один наблюдательный пункт – на третьем этаже – и место, подходящее для огневого прикрытия, – в соседнем доме. Здесь требовалось чуть расширить пространство у окна и устроить еще одну амбразуру, обращенную в сторону улицы Чернышевского. Вдвоем осторожно переложили осыпавшиеся кирпичи, отодвинули исковерканный остов металлической кровати. С амбразурой дело не пошло – выломать раскрошившийся кирпич никак не получалось.
– Лом нужно, – вынесла вердикт деятельная сержантша. – Тогда дел здесь на пять минут. Да и на втором этаже полезно смотровую щель проковырять. Вся улица будет просматриваться и простреливаться.
– Мы же тихо решили брать? – робко напомнил Женька.
– Можем так, а можем этак. Свободный демократический выбор – гордость современного человечества, – Катрин посмотрела на подопечного. – Да не собираюсь я тебя за ломом посылать. Сама схожу, хотя это и унижает мое старшесержантское достоинство. Заодно чего-нибудь съестного попробую изыскать. Ты пока на третьем этаже посиди…
* * *
Смотрел Женька в окно, сидел, как учили, – поодаль от проема. Что-то долго наставницы не было. Сырость начала рядового Землякова пробирать – ноги стыли. Вдали все ухала артиллерия, раздавались разрывы и поближе – видимо, немцы бомбили какие-то объекты в городе. Женька расслышал выстрелы зениток.
Дерутся люди. На юге гвардейцы пытаются отбросить обратно за Мжу 11-ю дивизию немцев. Бьется за Коротич 303-я стрелковая дивизия. Спешно окапывается и ставит мины только что подошедшая 19-я стрелковая. А огромный город почти пуст. Мало войск. Атакующих немцев тоже немного, но они мобильны и владеют инициативой. Моторизованные группы свободно меняют направление ударов, их действия тесно поддерживают пикировщики. И город уже не удержать.
Винтовка пахла холодным металлом и еще чем-то чужим. Потом немецким? Вряд ли, на холоде все давным-давно выветриться должно. Или это так смерть пахнет? Женька пересилил себя, плотнее прижал к себе тяжелое тело «маузера». Вот сделали «курца»
