Она почувствовала, как внутри нее все сжалось, и отвела глаза.
— Официальная позиция состоит в том, что парламент доволен тем фактом, что есть целый и невредимый наследник, готовый и желающий занять престол, сир. Многие были удивлены тем фактом, что Вы согласились оставить свою частную жизнь и пожертвовать свободой, чтобы возложить на себя королевские обязанности.
Дэниел вздохнул, встал и подошел к огромному панорамному окну.
— Я не верю в то, что можно уклоняться от семейного долга. Родители научили всех нас тому, что есть обязанности, которые просто необходимо выполнять. Я бы не смог с чистой совестью смотреть на себя в зеркало, если бы я не выполнил свои, но… — Он оторвал взгляд от окна и посмотрел на Эрин. — Я всегда чувствовал, что, работая в корпорации Коннелли, всего лишь чего-то ждал. Видит Бог, не я решил стать королем, но выходит так, что королевский титул сам выбрал меня. — Он повернулся и встретился с ней взглядом, силу которого она ощутила всем сердцем. — Я — Коннелли. Я не могу делать что-либо, не отдаваясь этому целиком.
Его слова, казалось, проложили между ними невидимый мост. Эрин поняла, что Дэниел Коннелли — сильная и грандиозная личность.
Взгляд его зеленых глаз переменился, подобно чикагскому ветру, когда он подошел к ней:
— Вы сообщили мне об официальной позиции парламента. Какова неофициальная?
Эрин запаниковала. Она должна была повиноваться отцу и следовать его желаниям, но…
— И неофициально, и официально парламент чтит традиции и во многом медлит, когда дело доходит до перемен, сир.
— Вежливый способ сообщить, что я заставляю их некоторым образом нервничать, — сказал Дэниел.
— Я этого не говорила, сир, — запротестовала она.
— А вам и не надо было. Я и вас заставляю нервничать.
— Нет, сир. Конечно же, нет, — сказала Эрин, но почувствовала, что все же чуть-чуть лукавит.
— Совсем не нервничаете? — спросил он, садясь на диван рядом с ней.
— Ну, возможно, немножко, сир. Вы не совсем такой, как я думала.
— В чем не такой? — спросил он, и его взгляд был настолько острым, что казалось, он может видеть ее насквозь.
— Я вовсе не тот человек, которому должно говорить об этом, сир, — опустила она глаза.
Раздражение скользнуло по его лицу:
— Что ж, я — король, что мне нужно делать, если я хочу знать?
Она прикусила губу.
— Так это приказ, сир?
— Да. Что во мне отличается от ваших ожиданий?
Эрин набрала в легкие побольше воздуха.
— Вы более умный, нежели я ожидала, сир, — призналась она, понизив голос, и затем объяснила: — Спортивная стипендия.
— Ах, вот в чем дело! Раз спортсмен, значит, с мозгами не очень… В Северо-Западном университете очень серьезная конкуренция. Требования по успеваемости высоки для всех, в том числе и для членов футбольной команды. — Что еще?
— Ваше чувство чести поразительно, сир. Ваш интерес к народу Алтарии такой… неожиданный. Вы намного добрее, чем я могла бы предположить, и Вы совсем не эгоцентричный, — продолжила она и глубоко вздохнула. — Вы смотрите на меня, когда я говорю с Вами. Вы слушаете, что я говорю Вам.
— Как же я могу не слушать вас, когда вы говорите со мной? — уже раздраженно поинтересовался он.
Она пожала плечами и вспомнила, как часто отец смотрел не на нее, а как будто бы сквозь.
— Не знаю, сир. Возможно, я не привыкла к этому.
На секунду он нахмурился, затем вновь посмотрел ей в глаза: — Что еще? Эрин стиснула руки на коленях:
— Вы очень высокий, сир. — «И очень привлекательный», — подумала она.
— Какой средний рост у алтарийских мужчин? — спросил он.
— Не знаю, сир. Меньше, чем у Вас.
Он усмехнулся:
— А чем я не удивил вас?
Эрин почувствовала, как все внутри нее сжимается от ужаса:
— Это приказ, сир?
— Да.
— Вы типичный американец, Вы очень простой. И Вас меньше всего интересует изучение королевского протокола, сир, — добавила она и расслабилась. Все было сказано. Больше не нужно было бояться честных признаний, которые так смущали ее.
— В этом вы правы, — кивнул он. — Признаться, и я думал, что вы будете другой. — Даже зная, что вы дочь министра иностранных дел, я думал, вы будете намного старше.
— Старше, сир? — едва выдавила она.
