Хотя касики до известной степени были порождены колониальным режимом и участвовали в ограблении трудящихся с соизволения испанских властей, в монахах и колониальных бюрократах они видели не охранителей своих прав на эксплуатацию, а людей, ограничивающих эти права, людей, унижающих их достоинство. И не случайно именно принсипалес возглавили антиколониальное движение. Выступая против испанцев, они считали себя выразителями интересов всех филиппинцев, и это в значительной степени соответствовало действительности, так как злейшим врагом всего парода был колониальный режим. А когда представители принсипалии получили доступ к образованию и в стране начала складываться местная интеллигенция, антииспанские настроения приняли еще более выраженный характер.
До середины XIX в. испанцы неуклонно проводили политику недопущения местного населения к образованию, противясь даже тому, чтобы филиппинцы изучали испанский язык (к моменту завоевания архипелага американцами им владело лишь 10 % населения). Они считали, что просвещение откроет глаза жителям островов на их бедственное положение. Один монах утверждал, что стоит туземцу помыслить о чем-нибудь кроме своего буйвола, как он тут же становится врагом короля и самого господа бога. Анонимный филиппинский автор (1821 г.) таким образом конструировал ход рассуждений испанцев: «Если мы позволим индейцам изучать испанский язык, некоторые из них могут усомниться в нас… Они будут понимать то, что мы говорим, начнут спорить с нами и писать против нас. Если мы позволим им процветать, они станут слишком богатыми, возомнят себя равными нам, сочтут себя достойными сидеть рядом с нами, есть за одним столом, станут домогаться важных постов, выдвинут из своей среды руководителей. Не позорна ли такая перспектива? Итак, чтобы они и далее пребывали в жалком состоящий, чтобы они прозябали в бедности, верно служили нам, не надо учить их испанскому языку, пусть остаются невеждами, пусть говорят на варварском языке и обмениваются дурацкими мыслями, пусть у них никогда не будет богатства, пусть они испытывают постоянную нужду».
Только в 1863 г. в стране были учреждены публичные школы для филиппинцев. В наше время клерикалы, перечисляя заслуги испанцев и особенно церкви, указывают, что в годы испанского господства на архипелаге открылось несколько учебных заведений, а Университет св. Фомы был создан еще в 1611 г. (раньше Гарварда, чем филиппинцы немало гордятся). Однако при этом они забывают добавить, что до середины XIX в. названные учебные заведения предназначались исключительно для испанцев и даже метисы допускались в них с большим трудом.
Со второй половины прошлого столетия принсипалес стали отправлять своих детей в лучшие университеты Европы. Получившие западное образование молодые филиппинцы составили местную интеллектуальную элиту, илюстрáдос (по-испански «образованные», «просвещенные»). Эти представители интеллигенции особенно остро ощущали приниженное положение своей родины. Они принесли на Филиппины передовые идеи демократии и социальной справедливости, которые сыграли важную роль в развитии идеологии национально-освободительного движения.
Илюстрадос открыто выражали недовольство политической и экономической зависимостью от метрополии, несмотря на то что по своей культурной ориентации были испанофилами. «Мать-Испания» оставалась для них духовной родиной (хотя колонизаторы лишь терпели их и отнюдь не считали равными себе — расовый барьер был практически непреодолим). Они не сомневались, что в процессе колонизации Филиппины стали частью испанского мира, что процесс необратим и, следовательно, надо добиваться достойного места в этом мире.
Деятельность илюстрадос способствовала тому, что разрозненные антииспанские выступления слились в широкое антиколониальное движение, завершившееся в 1898 г. падением колониального режима. Переломным моментом в истории этого движения считается 1872 год, когда взбунтовались рабочие и солдаты арсенала в городе Кавите. Они перебили испанских офицеров и с криками «Смерть монахам!» и «Долой Испанию!» двинулись на Манилу. Восстание было потоплено в крови, сорок «зачинщиков» были расстреляны немедленно. Трех филиппинских священников — Гомеса, Бургоса и Самору, поднявших голос против засилья орденов, обвинили в участии в восстании и предали мучительной смерти на гарроте (удушение железным ошейником).
