Павел снова обратил на владельца взор, в котором появилась угрюмая красноречивость.
— Будет висеть, — заверил тот и протянул Павлу карточку с номером расчетного счета. На обратной стороне ее красовалась фамилия, написанная латинскими буквами и забранная в кавычки, как в футляр: “PolisnicНenco”.
Мы вышли в холл и заглянули в приоткрытую дверь следующего помещения. Комната была заставлена манекенами, наряженными в старинные костюмы, камзолы галантного века с эполетами, галунами и золотым шитьем и в феерические платья из газа и муслина и еще каких — то неведомых сказочных материалов, а в углу стояли тусклые латы и ржавый шлем с розовым султаном. Между чучелами стояли швейный станок и стол, на котором были разбросаны кое — какие выкройки. Сзади неслышно подошел Полисниченко и, благоухая одеколоном, стал за нами.
— Интересует? — спросил он.
— Может быть, — ответил Павел и отошел от двери. — Люблю приколы.
— Взаимно, — сказал Полисниченко.
Чехов лишний раз убедил Павла в том, что только актрисы достойны любви, хотя “Чайка” ему не пришлась по душе. Зато понравился “Вишневый сад” — его смотрели в нашем театре. И как назло Ксения играла Варю, и я опять подлил масла в огонь, заговорив о Чехове.
— Он сам был женат на актрисе, — сообщил я, потеряв всякую осторожность.
Павел затаенно улыбнулся. Больше всего ему потрафил образ Лопахина.
— Наконец — то, — заявил Павел. — Хоть один нормальный человек, а то все психованные.
— Надо же, — заметил Павел, выслушав Петины призывы. — Сто лет прошло, а как будто про сегодня.
— Да не сто, — сказал я угрюмо.
— Почему же он не женился? — спросил меня Павел озадаченно, и черты его лица помяла какая — то наивная растерянность.
— Не знаю, — отвечал я. — Ничего я не знаю.
И это была чистая правда.
С этих пор он прекратил свои рассуждения о женитьбе, которыми допекал меня еще недавно, и погрузился в раздумья.
Мы начали ходить на “Вишневый сад” с тем же постоянством, с которым всю осень наблюдали жизнь маленького французского городка. Сначала мне казалось, что Павел ходит ради Алекс, однако исподволь я уразумел, что есть иная цель. Да, он ходил еще и для того, чтобы увидеть, как Лопахин сделает предложение, и с тайной надеждой ждал, что в следующий раз Лопахин все — таки женится. Но Лопахин никак не хотел жениться и каждый раз убегал на двор.
— Ну что же ты, Лопахин? — трунил я, по — прежнему принимая за шутку все эти странные совпадения. Даже деревья, мимо которых нам случалось проходить, я тоже принимал за шутку.
— Куда спешить? Спешить нам некуда, — говорил Павел степенно, будто опростал самоварчик на террасе с видом на лабаз. — Все в наших руках.
Перед самым Новым годом дошла очередь и до “Арбат блюз клуба” — есть такое место для любителей поименованного вида звуков и пива “ХХ”, что в переводе с образного мексиканского языка означает “Два креста”. Мы сидели втроем и ждали Ксению. Где — то в зале долго и нудно раздавалась тоскливая козлиная трель радиотелефона. За соседним столиком расположились двое коротко стриженных парней — то ли омоновцы, то ли обыкновенные разбойники. Стиль заведения никак не соответствовал их роду занятий. Они изо всех сил старались веселиться и смотрели вокруг приветливо, но это у них плохо получалось. Час спустя подошел режиссер Стрельников, отхлебнул текилы, облизался и осторожно подышал ртом. С десяти начиналась живая музыка. Музыканты настраивали аппаратуру, гудели голоса людей, и в этот низкий гул втыкались, как перья дартса, отрывочные ноты бас — гитары. Мало — помалу звуки делались осмысленнее, послышалась тема. Один из группы приблизился к микрофону. Зал был набит уже битком, несколько человек стояли в проходе с бутылками пива в руках.
— Добрый вечер, — сказал он бесстрастно и подтянул микрофон под свой рост. — Добрый вечер. Сегодня начнем с африканского цикла…
В зале раздались приветственные возгласы.
— Только Африки нам здесь не хватало, — сказала Алла.
В красноватом сумраке подмостков подвижным пятном белела выпущенная кофта солистки.
— Почему она всегда опаздывает? — раздраженно спросил Павел. — Всегда опаздывает.
