В анархистском обществе конфликт не будет вырван из его межличностного контекста – если таковой будет иметь место – как и бывает, по нашему предположению, в децентрализованном анархистском обществе. Не будет судебных решений о виновности или невиновности. Анархистские методы работают лучше всего, где закон только всё ухудшает, когда конфликт усугубляют вражда или обида, вытекающие из предшествующих отношений, а не безличная односторонняя агрессия. Антропологические разыскания поддерживают эти аргументы. Они поддерживают и мою аргументацию.
Распространённый страх перед анархизмом прежде всего состоит из боязни, что без защиты военных и полиции люди окажутся беззащитны перед разбоем или грабежом. Эррико Малатеста ясно осознавал это, как и много других вещей: каждый анархист «знаком с основными возражениями: кто будет контролировать преступников?»
Он, как и я, считал это опасение сильно преувеличенным. Но (он продолжает говорить) «преступление», конечно, «не исчезнет после революции, какой бы радикальной и всесторонней она ни оказалась». Поэтому: «Стоило бы и это действительно необходимо, чтобы анархисты рассмотрели этот вопрос подробнее, чем обычно, а не только справлялись с популярным „возражением“, чтобы не подвергать себя неприятным неожиданностям и опасным противоречиям».61 Мудрый совет, но анархисты, как правило, им пренебрегают.62
Мы должны недвусмысленно противостоять распространенному страху перед анархизмом и использовать для его рассеяния каждый честный аргумент. Большинство традиционных ответов анархистов до сих пор имеют некоторое воздействие – хотя они должны быть критически пересмотрены и модернизированы. Но, очевидно, что эти ответы убедительны для совсем немногих – как, впрочем, все наши аргументы убедительны для совсем немногих.
Защищённость закона переоценена, и анархисты недооценивают существующие доказательства этого.63 Разбойные склонности некоторых людей преувеличены законопорядочным истеблишментом и его академическими последователями, хотя, конечно, не стоит делать вид будто не существует никаких плохих ребят, или что все они хорошо реагируют на любовь и терапию.64 Способности людей к прямому действию, индивидуальному или коллективному, к самозащите недооцениваются. Люди уже действуют, как правило, независимо от закона, и часто противоречат закону, разными способами решая свои конфликты. Это то, в чём мы должны попытаться убедить людей. Они должны понимать, что «анархия, в некоторой степени, присуща всем обществам».65 И что в анархистском обществе существуют эффективные способы решения конфликтов, которые могут случиться с каждым, которые возникают в повседневной жизни, а также – что более существенно – способы борьбы с неисправимыми злодеями или людьми, не умеющими держать себя в руках.
Я уверен, что даже сейчас среди нас не так уж много неисправимых нарушителей спокойствия, и что большинство из них не могут быть переубеждено, вылечено и обуздано; или пристыжено и бойкотировано; или изгнано из города, или, в самом крайнем случае, даже умерщвлено – и я принимаю это, как, несомненно, принимали все примитивные общества. И это лучше, чем ставить под угрозу анархизм утверждениями о том, что все хотят жить или пытаются жить – как будто кто-то вообще хотел бы так жить, или, по крайней мере, кто-то хотел бы иметь дело с живущим таким образом человеком. Неизбирательная толерантность была распространена среди Детей Цветов. Если выбирать между Ганнибалом Лектером и анархией, я предпочту анархию минус Ганнибал Лектер.
Но этот вопрос довольно глуп. Один из величайших парадоксов государственного общества заключается в том, что государство гораздо хуже защищает нас, чем мешает нам защищаться самостоятельно.66 Как говорил Фрэнсис Бэкон, где у вас был один враг, теперь два. И лучше всего государство защищает само себя. При анархии останется только один враг и вы, и ваши друзья, и сторонники анархии будут иметь дело с общим врагом, испытывая чувство солидарности, как говорил Дюркгейм!
То, что Бэкон назвал самосудом, лучше, чем отсутствие правосудия вообще. Мне нравится, что в моём суде есть что-то от дикой природы. Несмотря на все свои недостатки, вершить закон своими руками может стать источником удовлетворения и даже восторга, которых вы не обретёте посредством системы. И раньше, и сегодня я настаиваю, что месть это не только рефлексивный, эмоциональный всплеск. Но она также не есть результат лишь холодного анализа затрат и выгод. В ней присутствует эмоциональное измерение, но почему бы и нет? Она так же выразительна, как и действенна. Месть имеет свойство вдохновлять. Наряду со справедливостью месть включает в себя и
