— Тут что ни слово, то правда, — вмешался Оулавюр из Истадаля; он говорил быстро, пронзительным голосом. — Корм — это самое главное. Но корм корму рознь, не правда ли? Это каждому ясно. Вот и ветеринары твердят об этом в газетах. Есть такие корма, в которых прячется проклятый микроб, от него и заводятся глисты. Микроб остается микробом, и ни один глист еще не являлся на свет без микроба. Это всякому ясно. А где же этот микроб, если не в корме, спрошу я вас?
— Не знаю, что тебе на это сказать, — заметил Тоурарин. — Мы осторожно подбираем корм для овец и осторожно учим детей закону божьему. И вдруг откуда-то берется червь. Так бывает и с животными, так бывает и с людьми.
А женщины сидели в доме и сплетничали о Сдейнке из Гилтейги, которая вела хозяйство в отцовском доме. Она как раз родила ребенка на той неделе. Кое-кто из женщин вызвался ходить за ней, — ведь все они охотно предлагают свои услуги, когда рождается внебрачный ребенок, по крайней мере, на первую неделю, пока еще не проведали, кто отец. У бедняжки были очень тяжелые роды, и ребенок-то слабенький — неизвестно даже, выживет ли он. Понемногу они разговорились и стали вспоминать о своих родах и недугах, а потом о болезнях детей. Теперь люди не могут похвастать здоровьем, хотя в последнее время уже не слышно о таких страшных болезнях, как оспа и чума, а все какое-то вечное недомогание — зубная боль, сыпи, болезнь сердца, отеки на суставах, ушибы, одышка, часто с кашлем, боль в груди, боль в горле, не говоря уж о страшном урчании и вздутии в кишках. Но нет, пожалуй, более изнурительной для души и тела болезни, чем «нервы».
Хозяйка Утиредсмири, спасаясь от этих разговоров, вышла во двор к мужчинам, но, услышав, о чем идет речь там, попросила их замолчать, и мужчины подчинились ей. Хозяйка — представительная женщина, в очках, широколицая, величественная, ни дать ни взять — римский папа на фотографии. Ей хотелось бы, сказала она, чтобы здесь обсуждалась тема, более соответствующая этому чудному весеннему дню, и она указала рукой на свои любимые синие горы, на яркое небо, на луга, которые скоро зазеленеют. Среди них ведь два скальда, известных во всем округе, — сам жених и Эйнар из Ундирхлида. И среди них находится еще Оулавюр из Истадаля — большой поклонник науки, член союза «Друзья народа». Ведь какие прекрасные, возвышенные мысли могут посетить людей весной на лоне природы!
Но никогда еще скальды так упорно не отказывались читать свои стихи, как в присутствии этой женщины. Хотя она и уверяла их в своей пылкой дружбе и беспрестанно восхищалась их образом жизни, улыбка ее была до того холодна, как будто между ними и ею лежало студеное море. Уж очень по-разному мыслили оба скальда и хозяйка Утиредсмири. Она любила великих поэтов и наслаждалась от всего сердца сельской идиллией. Она неколебимо верила в бога, правящего миром, была убеждена, что он живет в каждой вещи и что призвание человека — помогать господу во всех его делах, а о потусторонней жизни говорить не хотела. Подобные мысли пастор осуждал как прямое язычество. Эйнар относился к жизни критически, а о земляках своих сочинял песни только после их смерти; в религии он искал утешения, рассчитывая, что уж в будущей-то жизни бог поддержит бедняка. Но пастор запретил на похоронах своих прихожан петь поминальные песни Эйнара — не мог же он допустить, чтобы простые крестьяне, несведущие в богословии, соперничали с признанными псалмопевцами. Бьяртур был привержен древнему духу народа, заключенному в народной поэзии, и более всего ценил тех, кто полагался на собственную силу и могущество, как Берноут или Борнейяркаппи, викинги из Йомсборга[11], и другие герои древности. Правилам стихосложения он учился у старинных поэтов и не считал стихи стихами, если в них не было внутренних рифм…
К дому подъехал пастор. Он сошел с коня, пыхтя и отдуваясь. Это был статный человек, огромного роста, с сизым лицом, седыми волосами, неприветливый и резкий. Никогда он ни с кем ни в чем не соглашался. Поэтесса первая попалась ему на глаза, но это не улучшило его настроения.
