К сожалению, как мы это поняли значительно позже, уже в зрелом возрасте, не все у нас в авиации тогда руководствовались этой истиной, не все проявляли инициативу и творчество Все это я говорю не для того, чтобы дать оценку всем и вся или обвинить командование нашего полка в неудаче первого боевого вылета, нет, это было бы несправедливо.
Но факт остается фактом. В полку уделили максимум внимания точному выходу экипажей на цель. Это было обеспечено визуальным полетом. И экипажи поработали отлично На железнодорожный узел вышли в вечерних сумерках. Цель была как на ладони.
А ведь еще предстоял и обратный полет. Он приходился на ночь. Возвращаться надо было над затемненными городами, мелкими населенными пунктами. Как ориентироваться в темноте? Хорошо, что хоть ясно очерчен горизонт. На небе — ни тучи. Звезды. А вот ориентировку экипажи все-гаки потеряли. Заблудились, не нашли свой аэродром. Тогда самолетная радионавигация была только в стадии освоения. Она единственная могла бы выручить. А выручила короткая июньская ночь. На самолетах хватило бензина дотянуть до рассвета. И все экипажи, как только стало светать, произвели посадку на первых подвернувшихся аэродромах. Несколько самолетов, так и не успевших определиться, вынуждены были сесть на колхозные поля.
Вот такие новости ждали нас в штабе. Все эти выводы и уроки делали да извлекали мы уже позже, не так повзрослевшие, как помудревшие. А тогда в штабе разговор был коротким. Нам вручили пакет и приказали:
— Выезжать сегодня!..
Сегодня — значит немедленно. Так воспринимался приказ. Поспешили на вокзал, и через час уже вся наша группа сидела в вагоне.
Гудок паровоза. Если говорили потом — тревожный гудок, то в этот момент он был поистине тревожный.
Обычно летные компании — веселые, говорливые. А сейчас все молчали. Думали. Вспоминали. Ждали будущего, будто прощались с прошлым.
Вспоминал и я. Не знаю почему — детство. Я родился на третий год после революции. В Луганске. Детские годы, понятное дело, были несладкими Время было трудное, суровое. Отец работал на заводе. В нашей семье четверо детей, а заработок у отца небольшой, да еще карточки на хлеб. Родители — люди сознательные — говорили детям, что нужно потерпеть, объясняли, почему не хватает хлеба, и мы терпели, ждали лучшего.
Тогда же случилось такое, что и не расскажешь. Ночью, когда все спали, в квартиру забрались воры и утащили все, что могли взять, заодно и одежду. Какой она там ни была, но была она последней Остались в том, в чем спать легли. Двое суток мы все сидели дома. Отец на работу не ходил. Надеть-то нечего. На третьи сутки пришли рабочие с завода, где трудился отец. Заволновались там. Куда, мол, человек пропал? Узнав, в чем дело, принесли ему одежду, да и нам соседи дали кто что мог.
Оделись, спасибо сказали, будто ничего и не произошло. Тогда все перебивались, всем не хватало хлеба, а о приличной одежде мало кто и думал. В то тяжелое время никто из мальчишек, да и девчонок моего возраста не посмеялся бы над моими штанами в заплатах и дырявыми ботинками. Все было старым, потертым, перешитым и перелицованным. Недоедание и латаная одежда нас не угнетали. Не в жирном куске и не в тряпках счастье. Мы были всегда жизнерадостными, дружными Гордились своим пролетарским происхождением. Делали все с песней, с задором. На субботниках, воскресниках старались сделать больше других и как можно лучше. Песня нам помогала во всем — мы пели по делу и без дела, бывало и так, что пели тем больше и громче, чем сильнее хотели есть. Песня прибавляла нам сил. А песни-то какие были! Запоешь — и жить хочется, трудиться, бороться.
А когда отменили карточки на хлеб, я так его наелся, что едва не умер. Мать всполошилась, а отец недовольно бубнил:
— Дорвался, как Семен до каши...
Через пару дней все прошло Только дома надо мной подтрунивали. Не забылось И никогда не забудется. И грустное и веселое. И плохое и хорошее.
Не забудется то время. Из разрухи, из отсталости, тяжелее, чем из блокадного кольца, с невероятными усилиями вырывалась молодая Страна Советов на широкий простор будущего. И на долю юношества, комсомольцев выпали трудные задачи, но какие волнующие. Героические!
