Она подошла к Леонсу де Карвилю. Взялась за рукоятку инвалидного кресла и покатила его в ванную комнату. Это была самая противная часть ее обязанностей. Старика — инертного, как матрас — надо вытащить из кресла и уложить на специальное ложе. Линда справилась с этим и тяжело перевела дух. Затем нажала на кнопку подъемника. Механизм пришел в движение, и низкое ложе начало медленно подниматься вверх, пока тело старика не оказалось на уровне пояса Линды. Ванная комната была полностью автоматизирована и оборудована новейшими техническими приспособлениями, как в передовой больнице. Если не лучше. В этом смысле ей не на что жаловаться. Работать тут можно. Матильда де Карвиль не экономила на персонале.
Линда принялась раздевать старика.
Она поворачивала его, расстегивала ему пуговицы, выталкивала его руки из рукавов… Иногда ей почти казалось, что старик реагирует на ее прикосновения и даже старается ей помочь. А три дня назад Линде почудилось, что Леонс де Карвиль ей улыбнулся. Осознанно улыбнулся. Хотя она знала, что это невозможно. Во всяком случае, если верить мнению врачей. Они в один голос утверждали, что пациент не способен распознавать лица, голоса и другие звуки, что он не отличает одного дня от другого и ничего не помнит. А уж о том, чтобы помочь сиделке снять с него пижаму, и речи идти не могло…
Линда ловко сдернула с длинных бескровных ног старика брюки. Так, теперь трусы. Мокрые. На коврик ванной упало несколько кленовых листьев.
«А вдруг они все ошибаются», — мелькнуло у Линды в голове.
Она ухаживала за Леонсом уже почти шесть лет — по два часа по утрам и еще по три — днем. Ей нравилось думать, что ее пациент — вовсе не такое уж бесчувственное бревно, за какое его все принимают.
Линда пустила теплую воду и намылила махровую рукавичку. Она всегда начинала купанье с гениталий, затем переходила к ногам. Линда была молодой матерью. Семь месяцев назад у нее родился сынок — малыш Гуго. И она умела отличить настоящую улыбку от гримаски, вызываемой газами, а осмысленный взгляд — от туманного и ничего не выражающего.
Она терла рукавичкой левую ногу старика. Откровенно говоря, Линда относилась к Леонсу с симпатией, хотя в этом мрачном доме его ненавидели все. Собственная жена. И родная внучка. Эта чума Мальвина. Сколько гадостей они говорили про Леонса де Карвиля! Что своей компанией он управлял как настоящий тиран, сотнями увольняя рабочих в Венесуэле, Нигерии, Турции. Что у него не было ни стыда, ни совести. Что с окружающими он вел себя жестоко. Ну и что? Линде на это было плевать. Лично для нее все шесть лет Леонс де Карвиль оставался резиновой куклой. Беззащитным стариком. Беднягой, о котором никто, кроме нее, не заботился. Никто никогда не обращал на него внимания, не говоря уже о том, чтобы проявить хоть чуточку ласки. В каком-то смысле она относилась к нему как к своему ребенку.
И они отлично понимали друг друга. Старик и медсестра. Они проводили вместе по пять часов в день. Ни один врач в мире не понял бы, что она имеет в виду. Тем более ее не поняли бы Матильда и Мальвина де Карвили. Но она ни капли не сомневалась, что Леонс де Карвиль еще способен к общению. По-своему, конечно…
Хлопнула дверь.
Рука Линды в намыленной рукавичке замерла на вялом стариковском животе. Так хлопала только входная дверь. А ведь Линда точно помнила, что закрыла ее. Она сняла рукавичку, отложила ее в сторонку и вышла в холл.
Никого. Вроде бы сквозняком потянуло. Впрочем, как раз в этом ничего странного не было. «Розарий» — огромная вилла, с десяток спален и два десятка других комнат. И в какой-нибудь из них обязательно окажется открытым окно. Линда вернулась в ванную. Леонс терпеливо ждал ее. Голый. Он нуждался в ней. Как Гуго. И его тоже нельзя оставлять одного.
Линда допустила оплошность. Погруженная в свои мысли о Гуго и Леонсе, она не обратила внимания на одну важную деталь. Не посмотрела на секретер в холле, возле входной двери.
Конверта из крафт-бумаги на нем больше не было.
Линда снова тяжело вздохнула. Она закончила мыть Леонса де Карвиля и, как каждый день, одела его в чистую пижаму. Она наотрез отказалась использовать памперсы для взрослых, хотя даже в дорогих клиниках сиделки охотно упаковывали в них своих пациентов. Ничего страшного. Она согласна менять больному постельное белье и пижамы. Хоть по два раза в день.
