2 октября 1998 г., 14.40.
Станция «Конкорд». Пересадка.
Марк машинальным жестом спрятал тетрадь в рюкзак. Улыбчивая девушка с гитарой тоже вышла на этой остановке. Некоторое время они шагали по переходу рядом, едва не касаясь плечами друг друга, — оба немного смущенные, как два незнакомых человека, оказавшихся вместе в тесном лифте.
На холодном полу сидела, скрючившись, женщина — сидела и, казалось, молилась. Кому? Каким богам ада? Ни ребенка, ни собаки с ней не было. Она не играла ни на каком музыкальном инструменте. Даже рваной картонной табличкой она не обзавелась. Просто сидела, уткнув лицо в колени. Толпа обтекала женщину, словно досадную помеху на пути. Марк, не замедляя шага и почти не замечая что делает, пошарил рукой в кармане и опустил в безнадежно пустое белое блюдце возле ног женщины монету. Девушка с гитарой бросила на него удивленный взгляд. В этот самый миг из категории «придурков, которые корчат из себя бог весть что», он перешел в разряд «интересных парней, к сожалению, не обращающих внимания на то, что в метро попадаются симпатичные девушки»…
Через несколько метров коридор метро раздваивался. Марк свернул направо, к 12-й линии и направлению «Ла-Шапель». Девушка с гитарой пошла налево, на 7-ю линию, к направлению «Ла-Курнёв», чуть задержавшись на месте, чтобы в последний раз взглянуть на красивого, но слишком глубоко погруженного в свои печальные мысли блондина.
«Мадлен».
Поезд приближался к одному из самых многолюдных парижских вокзалов. Час пик еще не наступил, но народу в вагонах и на платформе заметно прибавилось. Читать в подобных условиях представлялось невозможным.
«Сен-Лазар».
Пассажиры рекой хлынули из вагона. Марк с изумлением наблюдал за течением человеческого потока по переходам, ведущим к вокзалу «Сен-Лазар»: люди обгоняли друг друга, расталкивая наименее шустрых, многие, пренебрегая переполненным эскалатором, бросались к тому, что стоял отключенным, и мчались вверх, перескакивая через ступеньки, чтобы, выбравшись в прямой и длинный туннель, перейти чуть ли не на бег… Что заставляло их так торопиться? Какая-то срочная надобность? Или въевшаяся в плоть и кровь привычка день и ночь вести схватку с безжалостным временем, превратившаяся в своего рода спортивное увлечение?
Недавно он читал историю одного музыканта, величайшего в мире скрипача с русской фамилией, которую он не запомнил. Однажды этот человек спустился в метро, сел в переходе и начал играть. Без всяких афиш, без каких бы то ни было объявлений — просто достал скрипку и заиграл. Выступая в разных городах мира, он каждый вечер собирал полные залы; чтобы попасть на его концерт, люди выкладывали за билет сотни франков, но в тот день никто — или почти никто — даже не остановился, чтобы послушать его игру. Деловые мужчины в костюмах с галстуком торопливо шли мимо него, озабоченные только тем, чтобы успеть на подходящий поезд. Самое смешное, что, возможно, вечером те же самые мужчины будут так же спешить, чтобы не опоздать на концерт знаменитого музыканта, билеты на который им удалось достать с великим трудом.
Марк в первый раз за весь день решил дать себе небольшую передышку. Спокойным шагом он дошел до зала ожидания. В огромном холле собрались тысячи пассажиров. Они стояли неподвижно, глядя в потолок, похожие на толпу поклонников, ожидающих выхода на сцену рок-звезды с мировой известностью. Вот только они следили глазами не за лучом прожектора, а за освещенными табло, на которых выскакивали цифры и буквы, сообщавшие время отхода поезда и номер платформы, — вернее, должны были сообщать, но не сообщали: потому-то пассажиры и толкались перед этими табло.
Информации об отправлении поезда «Париж — Руан» тоже еще не было. Марк пересек зал ожидания, миновал плотную группу бездействовавших носильщиков и присел за столик на террасе привокзального буфета. Попросил у замотанного официанта апельсиновый сок. Тот мгновенно принес заказ вместе с чеком и не уходил, пока Марк не заплатил, словно опасался, что парень сбежит прямо со стаканом в руке. Марк достал телефон. И громко чертыхнулся, забыв, что собирался спокойно посидеть и чуть-чуть передохнуть.