— Вы полагаете, что расследование затянется на восемнадцать лет?
— Вы будете получать плату на протяжении восемнадцати лет. Иначе говоря, это тот срок, в течение которого вы можете на меня работать. Я не требую, чтобы вы занимались исключительно моим делом. Просто я предоставляю вам средства, с помощью которых вы сможете довести расследование до конца. Время и деньги.
— А если… Если я установлю истину, скажем, через пять месяцев?
Нет, моя матушка зря назвала меня Кредюлем. Наив подошел бы больше.
— Вы меня не поняли, месье Гран-Дюк? Может быть, я недостаточно ясно выразилась? Вы в любом случае будете получать плату на протяжении восемнадцати лет. Считайте это своего рода моральным договором, который мы с вами заключим. Я требую от вас одного: предпринять все, что в ваших силах, чтобы установить личность спасенного ребенка. Остальное не имеет значения.
Она наклонялась надо мной все ниже. Деревянный крест, висевший у нее на шее, едва не задевал меня по носу.
— Месье Гран-Дюк, — продолжила она. — Разумеется, я оставляю за собой право в любой момент разорвать в одностороннем порядке этот контракт, если у меня появится ощущение, что вы нарушаете наши договоренности. Если мне покажется, что вы морочите мне голову. Но этого не произойдет, не правда ли? Мне говорили, что вы — человек чести…
Моральный договор! Представляете? Похоже, судьба послала мне сумасшедшую старуху, которая не знает куда девать деньги.
Ну не чудо ли? Если она и в самом деле не в своем уме, следует проверить, до каких пределов простирается ее безумие.
— Мне придется съездить в Турцию, — бросил я пробный камень. — Возможно, надолго.
— В дополнение к ежегодному гонорару я буду оплачивать все ваши расходы по моему делу.
Надавить чуть сильнее?
— Проблема в том, что я не говорю по-турецки. Мне придется нанять помощника…
— Если интересы расследования потребуют, вы, разумеется, можете привлекать к работе других сотрудников. Расходы также будут оплачены.
Господи боже ты мой!
Последний вопрос я задал не просто так. Я уже решил, что приглашу в помощники — во всяком случае, на первоначальном этапе расследования, — одного парня, вместе с которым несколько месяцев болтался по Средней Азии. Он был единственным во Франции знакомым мне человеком, который говорил по-турецки и которому я более или менее доверял.
Матильда де Карвиль выписала мне первый чек на сто тысяч франков (по тем временам — гигантская сумма), после чего покинула мой кабинет так же величественно, как в него вошла. Ледяная атмосфера, соткавшаяся в комнате в присутствии этой рептилии, меня больше не тревожила. Я чувствовал себя счастливчиком, выигравшим главный приз в лотерею, хотя даже не покупал билета. Так мне еще никогда в жизни не везло.
В следующие три дня я праздновал удачу, обходя один за другим самые шикарные рестораны. Для этого мне даже не пришлось залезть в свои сто тысяч франков.
Включу счета в расходы, только-то и делов.
Разве мог я тогда догадаться, что падаю в бездонный колодец? Что свет, манивший меня к себе, мерцал из пропасти небытия?
Из черной дыры.
Из страшной пустоты.
2 октября 1998 г., 11.13.
Улица Жан-Мари-Жего на последних пятидесяти метрах круто поднималась вверх. За ней начиналась уютная улица Бют-о-Кай, словно сошедшая с красивой открытки, а дальше открывался вид на площадь с церковью и зданием мэрии, баром и утопающим в тени платанов полем для игры в петанк. Деревенский пейзаж в самом сердце Парижа! Марк где-то слышал, что Бют-о-Кай — один из последних подлинно «парижских» кварталов. Однажды он был здесь на вечеринке, по приглашению знакомого студента, принадлежащего к ненавидимой им категории папенькиных сынков, и тот объяснил ему, что в расположенном на холме квартале запрещено любое многоэтажное строительство, потому что он стоит на известковых карьерах. Марк плохо помнил детали, но твердо уяснил, что скромный домик в этом районе стоит целое состояние.
Он преодолел двадцать ступенек последней лестницы и оказался на вершине холма. Не отрываясь от перил, достал мобильник и отправил Лили еще одну эсэмэску.
С тем же текстом. Он сохранил его в памяти аппарата: «Лили! Позвони мне, черт тебя дери. Марк».
