– Боги! Не дай мне кончить.
Она рассмеялась, отодвинулась и лизнула его яички.
– И когда это я тебя слушалась?
– Хитрюга.
С тихим рыком он также опустился на колени. Она испробует на вкус его семя. Позднее. Больше всего, больше, чем экстаза, он хотел оказаться внутри нее, и ему не хотелось этого ждать.
– Разведи свои ножки для меня.
Едва она подчинилась, он глубоко проник в нее двумя пальцами. Еще больше влажного жара. И к его радости…
– Ты готова для меня.
Еще никогда он не был так горд тем, что довел женщину до этой точки.
Она дрожала, вынуждена была вцепиться в его плечи, чтобы не упасть.
– Я готова каждый проклятый раз, когда вижу тебя.
И ей это не нравилось, как он понял по ее тону, но он мог только наслаждаться подобным признанием.
– Со мной та же история.
Сначала она моргнула, словно не могла позволить себе поверить ему. Выглядела столь ранимой, столь – смеет ли он надеяться? – исполненной надежды. Затем она сладко поцеловала его в губы и вдохнула его аромат.
– Не говори таких слов, – прошептала богиня.
– Почему нет? Я говорю правду.
– Потому что они с-сводят меня с ума.
Более пьянящей фразы еще не было произнесено.
– Давай закончим с этим, пока я не сгорел, милая.
– Пожалуйста.
Он уже был покрыт пленкой пота и задыхался, когда сел на пол, притягивая ее к себе. Усадил ее себе на колени, вынуждая обвить ногами его талию. Когда ее пальцы запутались в его волосах, он приподнял ее, располагая ее изнывающую сердцевину на кончике своей эрекции.
– Готова? – хрипло спросил он.
Вот он. Момент, которого он, казалось, ждал вечно.
– Готова.
Он толкнулся вперед, а она опустилась на него, и тогда он оказался целиком внутри, погруженный в нее, сделав то, ради чего ему пришлось предать своего царя, своего правителя. Это было даже лучше, чем он помнил, лучше, чем мог вообразить. Он не мог медлить, не мог дать ей времени привыкнуть. Он снова и снова толкался внутрь, отстранялся, слишком переполненный наслаждением, неспособный ни на что иное, кроме как слиться воедино с этой бурей. Возможно, она чувствовала то же самое. Ее ногти царапали его спину, а стоны звенели в его ушах.
Боги, он был уже так близко. В огне. Сгорал. Отчаянно. Он просунул руку меж их тел и надавил большим пальцем на его любимую точку в ее теле.
– Атлас, – выкрикнула она, внутренние стенки ее тела сжали его.
Она достигла оргазма, утонув в его существе, и эта мысль позволила ему также переступить последнюю черту. Он взорвался внутри нее, утонув в ее существе, самый неистовый оргазм в его жизни поглотил его.
Они вместе повалились на мягкие меха. Он по-прежнему удерживал ее в объятиях, не желая отпускать. Теперь… навсегда?
«Да, навсегда», подумал он и широко распахнул глаза. Он хотел ее навсегда. Хотел больше, чем один раз. Должен был получить больше, чем один раз. Когда он полностью простил ее, он не знал. Когда он смягчился, он также не знал. Он знал только то, что она стала важной частью его жизни. Возможно, и всегда была; он же просто был слишком глуп, чтобы понять это.
Что же, сатиры рогатые, ему делать?
Они могут быть вместе каждую ночь после его смены, но у них никогда не будет уединения, и вскоре ее гордость будет против его любовных поползновений, поскольку он будет вынужден отказать ей в свободе. Ситуация была бы такой же самой для него ранее. Кроме того, она была слишком драгоценной для него, чтобы обижать ее хоть чем-то. Но проблема заключалась в том, что он не мог быть без нее. Он только что это доказал.
«Проклятье», – в следующий миг подумал он, ощущая тошноту в животе. – «Проклятье!»
«Я влюбилась в него», – подумала Ника. – «Опять. Я безнадежна»
Он просто… он просто так восхитителен. Он унес ее прочь, дал ей все, чего она жаждала: еду, воду и свое тело. Боги, неужели он дал ей это изумительное тело?
Она наслаждалась каждым моментом. Смаковала его вкус, его касания, ощущение того, как он погружался в нее.
Прошло четыре дня, но она желала большего. Она всегда желала большего. Запертая в своей камере, вышагивала из угла в угол, стараясь придумать способы, как бы им быть вместе. Если, конечно, он еще хотел ее. Атлас приходил по крайней мере один раз в день, чтобы убедиться, что она надлежащим образом накормлена и что ее чаша с водой наполнена, но не говорил ей ни слова. Фактически, они не разговаривали с того момента, как покинули шатер.