— Нет, — ответил я, — гораздо проще. Найти другую Б.
Боря расхохотался.
— Жаль, что я не математик. Ну и где же он предлагал это делать?
— Хочешь, покажу тебе паб, где всегда можно кого-нибудь снять?
— Хочу, — сказал он, почти окончательно просветлев. Я потушил сигарету, и мы встали.
6
Убраться утром не удалось, так что первым делом — навести порядок. Весь день мысль о предстоящей уборке внушала отвращение, но, вернувшись домой и оглядевшись, я неожиданно понял, что отвращение к наведению порядка почти исчезло. Заперев дверь на два оборота и задвинув щеколду, я оглянулся. Сначала — открыть окна; вечером девушка жаловалась на жару, а утром на сквозняки, которые ее ужасно раздражали, особенно после душа, так что окна так и остались закрытыми, и в квартире было душно. Теперь свалить следы завтрака в раковину, вместе с тарелками из-под ужина и пустыми бокалами со следами красного вина (уж лучше бы она пила водку). Там их, по крайней мере, не будет видно. Ага, забыла помаду (или специально оставила, в качестве своего рода сувенира на возвращение) — убрать ее в ящик тумбы у входа. Ну вот, теперь квартира выглядела чуть менее чужой, и можно было снять башмаки. А все-таки очень жаркий вечер, даже для лета; наверное, хамсин приближается.
Я сел на диван, пытаясь решить, с чего начать. Пожалуй, с рубашки и с носков, их прямо в корзину с грязным бельем. Так, во-первых, прохладнее, а, во-вторых, можно приступить прямо к мытью посуды. Хотя нет, штаны бы тоже хорошо переодеть. Но сначала убрать мусор со стола. Коробку с конфетами в холодильник (совсем растаяли), печенье в шкаф, бутылку в мусор; как она точно выбрала вино — хотя оно собственно для такой девушки и покупалось. Тонкая вытянутая бутылка «нежной формы», как она сказала. Интересно это калька с иврита, или просто так? Ладно, по крайней мере, «Мерло» не тронула, и на том спасибо. А ведь могла бы; этикетка хоть и не красочная, зато европейская. Она должна любить Европу. Ну вот тарелки и чистые. Теперь чашки — нет, сначала бокалы. Надо будет спросить, как ей Европа, и где она была. Англия, Франция, Голландия, Германия, Швейцария; это тур такой был, назывался «вся Европа за восемь дней». Это если сама ездила. А если ивритский хавер[1] возил, то наоборот: «софшавуа[2] в Париже», отель пять звездочек, всё видели и даже водил показывать Пляс Пигаль. И все на нее смотрели удивленно, потому что непонятно, а она-то что здесь с ним делает.
Ну вот, кажется на кухне и все, теперь убрать фотографии с дивана в салоне — и в комнату. Эта способность верить, что все на них смотрят, просто удивительна. А, с другой стороны, может и не было никакого Парижа. Может парень сэкономил и свез ее в Анталию. Или вообще в Эйлат. Ну так, значит, другой возил в Париж. Не верю, что не была в Париже, быть такого не может. Это нечто, что объединяет, преодолевая все социальные. Ну и бардак; шкаф-то почему открыт. А, это же я сам открыл, когда переодевался. Постельное белье все туда же, в корзину. Шкаф закрыть, ящик задвинуть, дверцы книжного шкафа закрыть тоже. А вот еще пара бокалов. Странно, что мы принесли с собой совсем не те, что стояли на столе в кухне. Интересно, почему при ходьбе липнут ноги; я опустил глаза. Сухое, чуть липкое, темнокрасное пятно на полу, это она пыталась плеснуть в меня вином. Придется сходить на кухню за тряпкой; сделав несколько шагов, я услышал телефонный звонок.
— Алло.
— Привет, — и я понял, что это Боря, — как дела?
— Нормально. Вроде, все ничего.
— Чего делаешь?
— Да так. Вот посуду мыл.
— Да, трудно жить без женщины.
— В чем-то трудно, в чем-то нет. Зато тихо.
— Ну, это сомнительное достоинство. Помню, мне от такой тишины иногда так тошно становилось. Да я, собственно, по этому поводу и звоню.
— Да я уж понял.
— Почему ты вчера им сказал, что мы программисты?
— А что, по-твоему, я должен был им сказать?
— Правду.
— Зачем?
— В каком это смысле? — я услышал в Борином голосе плохо сдерживаемое раздражение, — я тебе скажу, что ты совершенно ее не рассмотрел; не надо проецировать свое скверное настроение на весь мир. Мне потом пришлось ей объяснять, что она тебя неправильно поняла. В смысле, что ты — программист, а я ученый. Она совершенно замечательная девушка.
