И все же я не сделал шаг вперед. На мой взгляд, связь между нами, между психотерапевтом и пациентом, еще не стала достаточно прочной.
Было ли мое решение свидетельством профессиональной прозорливости? Или проявлением клинической трусости?
Когда в тот день Кельда вышла из моего кабинета, я сказал себе, что жюри еще совещается.
Как оказалось впоследствии, это было не последнее из моих неверных суждений в отношении Кельды Джеймс.
* * *
Первые слова, которыми встретила меня в приемной Кельда на следующий после моего столкновения с пуделем день, прозвучали так:
— О Господи, Алан! Что у вас с рукой?
Я отделался уже ставшим стандартным ответом.
— Споткнулся.
— Вам больно? Когда это случилось? Как…
— Случилось вчера. Немного побаливает, но я буду в порядке, когда привыкну к этому панцирю. Пойдемте в кабинет.
Через минуту Кельда уже сидела в кресле, сочувственно наблюдая за тем, как я устраиваюсь в своем.
— Можно отменить, перенести на другой день. Вам лучше пойти домой и отдохнуть. Представляю, как вы мучаетесь.
— Спасибо за заботу, но я вполне дееспособен.
Своим ответом я дал понять, что благодарен за сочувствие, но хотел бы перенести центр внимания на то, что привело ее сюда.
— Уверены? — Факт ее повышенного внимания к моей сломанной руке был столь же показателен, как и практически полное отсутствие такового со стороны Тома Клуна. — Что же все-таки произошло?
Я рассказал о том, как споткнулся о собаку. С каждым разом история звучала все глупее и глупее.
Кельда спросила, как чувствует себя пудель.
Я решил, что действовать надо тверже.
— Пудель не пострадал. Как вы?
Она вздохнула и переменила позу, одновременно, сама того не замечая, продолжая растирать ладонью бедро правой ноги.
— Вы попросили вспомнить, когда именно начались боли. Что происходило тогда в моей жизни.
— Да. — Вообще-то я не просил ее об этом, а лишь высказал предположение, что такое обращение в прошлое поможет вспомнить обстоятельства возникновения болей. То, как она трансформировала мое предложение, наводило на некоторые мысли.
— Так вы уверены, что у вас все в порядке.
Я подтвердил это еще раз.
— Думаю, они начались в то время, когда я была в Австралии, точнее, в Сиднее. Может быть, и раньше, но вероятнее, что как раз тогда. Я ведь уже рассказывала, как оказалась и что делала в Австралии, не так ли?
Я покачал головой.
— Страховая компания, в которой я работала после окончания колледжа, имела отделение в штате Новый Южный Уэльс. Одного из моих боссов, возглавлявшего бухгалтерский отдел, послали туда, чтобы расследовать случай предполагаемого мошенничества. Он попросил меня поехать вместе с ним.
Вообще-то я подозревала, что у него есть на меня кое-какие виды. Наверное, он рассчитывал, что я соглашусь спать с ним. Я только что закончила колледж, мне было двадцать четыре года, и я подумала, а почему бы и нет? Это же такая прекрасная возможность посмотреть мир. Короче, мы вылетели в Сидней, и все закончилось тем, что я провела там почти шесть месяцев. Австралия — прекрасная страна. И время было потрясающее. К тому же я набралась там опыта. Это был один из самых замечательных периодов в моей жизни.
Тон, которым Кельда произнесла этот монолог, плохо вязался со словами. Глаза остались потухшими, губы не выразили особенных чувств. Она продолжала поглаживать бедро, только теперь рука сместилась выше. В какой-то момент Кельда откинула с лица упавшую прядь темных волос, и ее указательный палец остановился на верхней губе.
— И тогда начались боли? — спросил я.
— Да, примерно в то время. Сначала я не обратила особенного внимания, решила, что просто перенапряглась. Знаете, мы ведь там редко сидели дома. Ребята, с которыми я общалась в Сиднее, жили у воды, и мне хотелось попробовать все то, чем занимались и они. Я училась серфингу и виндсерфингу, а потом познакомилась с парнем, у которого была моторная лодка, и мы вместе осваивали водные лыжи. И влекла меня не только вода. Мы ходили в Голубые горы. Вот почему, когда возникли боли, я списала их на усталость.
— Вы обращались к врачу?
Она покачала головой.
— Я встречалась
