Возле стойки жирный скупщик с отечным лицом разговаривал с двумя гориллообразными субъектами, даже не снявшими брезентовых плащей. Дальше стоял мужик на одной ноге, вторую в районе колена украшал железный кругляш, к нему была приварена толстая арматурина с изогнутым концом, напоминающая фомку. Каждый раз, когда человек поворачивался или переступал, она глухо лязгала о пол.
Здесь было полно бродяг, всяких оборванных личностей, грязных, патлатых, хромых, кривых – их никто не гнал. Проводник по Зоне может быть каким угодно, это не имеет значения. Зачастую какой-нибудь нервный кривобокий замухрышка с ржавыми гайками и раскладным ножом в кармане лучше знает свое дело, чем увешанный датчиками статный самоуверенный красавец, который вляпается в первую же аномалию и тебя за собой утащит.
– Если б я договаривалась сама, пришлось бы здесь сидеть? – спросила Катя, нагоняя Карла.
Он хмуро кивнул.
– Ладно, найди комнату, где можно будет переговорить с каждым.
– Без тебя знаю. Заткнись, не мешай мне.
На другой стороне зала возле черной кожаной двери сидел мужик, одетый во все джинсовое. Карл подошел к нему, мужик встал, нависнув над коротышкой, и они стали разговаривать.
Сумка висела на плече, локтем Катя прижимала ее к боку. Не то чтобы боялась, что кто-то попытается отобрать деньги, но… В общем, она теперь никому не доверяла. Вообще никому.
Дверь открылась, оттуда вышел длинный парень с остроконечной бородкой и таким низким лбом, что его вообще трудно было разглядеть между темными волосами и мохнатыми бровями. Джинсовый мужик сел обратно на стул, Карл, задрав голову, вступил в беседу с дылдой. Тот стоял в той же позе, что и джинсовый, – подавшись вперед, согнувшись, склонив голову, смотрел на Карла сверху вниз. Перевел взгляд на девушку, опять на коротышку. Что-то сказал. Карл ответил.
И вдруг приступ жалости к этой сморщенной кукле, этому старому ребенку охватил ее. Катя увидела, как он хорохорится, как пытается выглядеть крутым, независимым, деловым в мире больших людей, и ему это вроде бы удается, он и вправду решает какие-то дела, может, даже важные, зарабатывает деньги, устраивает всякие аферы – и большие делают вид, что принимают его на равных, но на самом деле во взгляде этого бородатого великана читается плохо скрываемое снисхождение, если не презрение, как и во взгляде джинсового, и Карл знает об этом, и большие тоже знают, что он знает…
Ей даже захотелось подойти к нему, похлопать по узкому плечику. Катя тряхнула головой, отгоняя жалость. Какое ей дело до Карла? Наплевать на него и его чувства, лишь бы он все решил как надо, а там хоть солнце над Зоной не всходи.
Бородатый скрылся в дверях, Карл оглянулся, махнул рукой, и Катя пошла к нему.
Кольцевой коридор вокруг зала, приглушенные голоса, двери… Дылда раскрыл одну, они с Карлом вошли. Здесь были только стол с креслом и четыре стула перед ними. На потолке тускло горела светопанель, было душно, музыка из зала доносилась приглушенно.
– Еще один стул, Адольф, – попросил Карл. Дылда проскрипел что-то и ушел.
– Я буду присутствовать при вашем разговоре, – объявил коротышка.
– Для чего?
– Так положено. Есть свои правила, понимаешь? Если я посредник – все решается через меня. А вдруг ты попытаешься меня кинуть теперь, когда я нашел людей? Садись за этот стол. Дай сумку. Будешь говорить с ними по очереди, я буду давать им деньги, задаток. Потом…
– Нет, – сказала она. – Я сама…
– Ты мне надоела! – зашипел Карл, подступая ближе. – Ты жадная рыжая стерва! Есть правила, понимаешь?! Правила, как ведутся такие дела! Я не позволю тебе нарушать их! Ты даешь сумку мне, разговариваешь, если наемник подходит – киваешь, я расплачиваюсь. Не согласна – всё, наша договоренность расторгается, даешь мне три штуки за то, что привел тебя сюда, и я ухожу!
– Я могу найти наемников в этом зале. Он фыркнул.
– Дура! Откуда ты знаешь, с кем говорить, кто из них что умеет, кому можно доверять, кому нет? Там, – детская ручка взлетела, пальчик ткнул в стену, из-за которой доносилась музыка, – полно бродяг, всяких аферистов, обычных бандюков. Ты наймешь кого-то, а в Зоне они отрежут твою тупую башку, заберут бабки и смоются!