— Так точно, — ответила Хельва, стараясь, чтобы голос ее звучал неодушевленно, как у машины.
— Выполняй. Какая каюта предназначена мне?
— Номер два.
Наблюдая, как стройная фигура актрисы, покачиваясь, удаляется по коридору, Хельва ощутила странное, чисто женское удовлетворение: хорошо, что она задержалась на Неккаре, чтобы привести себя в порядок, зато теперь она, как всегда, в отличной форме.
Вечер выдался невеселый, совсем не такой, каким рисовала его себе Хельва, когда получила полетное задание. Даво был молчалив и насторожен, он бдительно наблюдал за Ансрой и Керлой и часто как бы невзначай проходил мимо открытой двери в каюту Прейна. Керла выглядела расстроенной, хотя и пыталась это скрыть. Хельва слышала, что Прейн отказался от медицинской помощи, а ее датчики подсказали ей, что он только притворяется спящим, — вероятно, чтобы избежать новых перепалок. Холодный, неприязненный взгляд Ансры неотвязно следовал за молоденькой медсестрой. Хельва подавала голос только в том случае, если к ней обращались, играя роль корабля-автомата, хотя Даво, скорее всего, знал, что она собой представляет.
Его разговор с Ансрой ничем не помог Прейну и только еще больше озлобил актрису, что усугубило напряженность на борту. Хельва даже заподозрила, что он намеренно спровоцировал женщину, заставив ее обнаружить свои честолюбивые замыслы в присутствии ее, Хельвы, как незримого свидетеля. Но если он хотел, чтобы Ансра скомпрометировала себя перед свидетелями, зачем давать ей еще один шанс? Неужели Даво, отлично зная актрису, все же надеется, что она исправится?
С другой стороны, при чем тут она, Хельва? Конечно, если понадобится, она не преминет воспроизвести этот любопытный диалог. Но ей нет никакого дела до коварной звезды, безнадежно влюбленной медсестры и умирающего актера. Пусть о них печется другой корабль, хотя бы старина Амон. Нет, это надо же придумать: Ромео и Джульетта в невесомости, в газовой атмосфере! Шекспир в обмен на метод стабилизации? Пожалуй, в этом вопросе Хельва солидарна с Ансрой Колмер — вся затея выглядит чистой нелепицей!
Внезапно ее раздумья нарушил чей-то протяжный вздох. Ко-го-то мучат тревожные сновидения? Но нет, Прейн не спал, хотя все остальные безмятежно почивали под ячеистыми одеялами.
А как раз ему отдых совершенно необходим. Вот в тишине зазвучали слова:
— Аминь, аминь! Но пусть приходит горе:
Оно не сможет радости превысить,
Что мне дает одно мгновенье с ней.
Соедини лишь нас святым обрядом,
И пусть любви убийца, смерть — придет:
Успеть бы мне назвать ее своею!
Голос Прейна неподражаемо передавал все оттенки страстного монолога — нежный, звучный, он был неподвластен физическому недугу, терзавшему его тело. Но последовавший за словами смешок прозвучал горько и глухо.
Не кормчий я, но будь ты так далеко,
Как самый дальний берег океана,
Я б за такой отважился добычей.
И после долгой паузы:
Зловещий мой, отчаянный мой кормчий!
Разбей о скалы мой усталый челн!
Любовь моя, пью за тебя!
И снова пауза, такая долгая, что Хельва уже было решила, что он уснул.
О смерть, где твое жало?
О тлен, ты победил!
Хельва почувствовала дрожь, услышав, какое острое сожаление, какая невыносимая тоска прозвучали в его насыщенном глубокой страстью голосе. Он хочет умереть! Предвидит, что эта авантюра его убьет, и желает смерти.
Чтобы овладеть собой, Хельва повторила набор самых смачных Кириных ругательств. Если бы она хоть что-то знала о механизме переноса сознания у бета-корвиков! Если они и вправду умеют стабилизировать изотопы, то, очевидно, достигли гениальных результатов в работе с энергией. Но если учесть, что мозг вырабатывает электричество — а это весьма примитивная форма энергии, — то, вероятно, электрический заряд можно переносить из одной емкости в другую. Теоретически все весьма просто, а вот как на практике? Может произойти утечка энергии, ошибочное запечатление у принимающего. Вдруг кто-то вернется полудурком? Хельва выбросила из головы эти мысли за явной недостаточностью данных. Кроме того, это не ее дело.
К тому же она сомневалась, что Прейну удастся выполнить свой замысел: ведь Керла Стер полна решимости поддерживать искру жизни в его бренном теле. И хотя она ничего не знала о бе-та-корвиках, ей было известно, что во всех цивилизованных обществах, с которыми ей удалось познакомиться, человеку запрещалось распоряжаться своей жизнью. Не зря Кира Фалернова столкнулась с непреодолимыми препятствиями, когда задумала покончить с собой.
