Хельва окинула свою напарницу равнодушным взглядом. Ее бесила ситуация, в которую она попала по милости Центральных Миров, — ведь они прекрасно знали, чего хотели от Хельвы, сажая ей на шею Киру. Это тоже часть их хваленого кредо. Цель оправдывает средства.
— Скажи, Кира, а кто такой диланист?
Опущенная голова рывком поднялась, волосы волной упали с лица. Девушка поморгала и уставилась на Хельву.
— Чего-чего, а этого вопроса я никак не ожидала, — тихо ответила она и, коротко рассмеявшись, тряхнула головой, откинув волосы за спину. Потом устремила на Хельву задумчивый взгляд. — Ладно, с тебя снимается обвинение в намеренной психотерапии. Хотя, — она жестом обвинителя наставила на Хельву тонкий палец, — меня так уламывали согласиться на этот полет, что мне показалось весьма подозрительным, когда моим кораблем оказалась именно ты.
— Что ж, такой вывод вполне логичен, — спокойно согласилась Хельва.
Кира положила узкую ладонь на квадратную пластину — единственный доступ к титановой оболочке, в которой обитала Хельва. В этом порывистом движении были раскаяние и мольба. Если бы Хельва могла ощущать прикосновение, она почувствовала бы легчайшее пожатие.
— Диланист — это социальный комментатор, выразитель протеста, а музыка для него — орудие, средство выражения. Искусный диланист, а я к ним отнюдь не принадлежу, — по тому как Кира это произнесла, Хельва сделала вывод, что к искусным ди-ланистам она причисляла Торна, своего покойного мужа, — может музыкой и словами создать столь неотразимые доводы, что все, в чем он хочет убедить своих слушателей, намертво впечатывается в их подсознание.
— Песня, действующая как внушение?
— Разве с тобой не бывало, чтобы тебя преследовал какой-ни-будь мотив? — Кира остановилась на пороге своей каюты.
— Пожалуй, — согласилась Хельва, хотя и не была вполне уверена, что тема из Второй космической сюиты Роволодора — именно то, что имеет в виду Кира. И все же она поняла, в чем суть.
— По-настоящему талантливый композитор-диланист, — продолжала Кира, возвращаясь с гитарой, — способен создать мелодию, несущую в себе послание такой силы, что каждый начинает ее напевать или мурлыкать, насвистывать или барабанить — причем совершенно непроизвольно. Бывает даже, проснешься поутру — и в голове у тебя уже звучит песня в стиле Дилана. Можешь себе представить, какой эффект это производит, когда песня используется в целях воздействия на массы!
Хельва громко расхохоталась.
— Стоит ли удивляться, что Центральные Миры опасаются тебя как огня.
Кира проказливо хихикнула.
— На это есть специальный параграф в нашем соглашении, а кроме того, я обладаю способностями и талантами, которые могут найти достойное применение на службе Центральным Мирам.
Она состроила гримаску и ударила по струнам, но аккорд прозвучал фальшиво — видимо, инструмент расстроился от долгого неупотребления. Кира принялась настраивать гитару, начиная с басовой струны, и лицо ее приняло неожиданно мягкое выражение. Вот она взяла пробный аккорд, еще немного подтянула струну «ми» и удовлетворенно кивнула, услышав сочный, чистый звук.
Ее сильные стремительные пальцы плели причудливый узор из нот и аккордов, рождая звуки такой силы, которые трудно было ожидать от столь хрупкого инструмента. Хельва с изумлением узнала старинную фугу Баха, но тут Кира сердито оборвала игру и прижала струны ладонью.
— Бог ты мой! — Она всплеснула руками и вдруг сжала кулачки. — Ведь я не играла с тех самых пор... — Потом взяла мажорный аккорд и перевела его в приглушенный минор. — Помню, как-то мы всю ночь напролет... и половину следующего дня... пытались анализировать одну раннюю песню Дилана. Только вот беда! Дилана невозможно анализировать. Его нужно чувствовать, а если попробовать разложить то, о чем он говорит, по полочкам, используя бейсик или психологические термины... получается сущая бессмыслица. Именно полное образное слияние музыки и слов рождает в душе такой отклик. В этом и состоит цель его творчества. Когда нутро откликается, рассудок получает по мозгам, и из нерушимого на первый взгляд монолита вываливается еще один кирпич.
