На исходе двадцать седьмого часа Онро, чьи силы были подорваны накопившейся усталостью, отчаянием и все растущей безнадежностью, забылся тяжелым сном, так что растолкать его больше не удалось. Теода, бледнея на глазах, продолжала сражаться в одиночку, повторяя каждое движение так же точно и старательно, как и в самом начале курса интенсивной терапии.
Хельва намеренно игнорировала собравшуюся внизу толпу, не обращая внимания на приглушенные требования, угрозы и уговоры.
— Теода, — тихо проговорила Хельва, когда к концу подходил тридцатый час, — ты заметила то, что заметила я? Шейные мышцы проявляют тенденцию к сжатию.
— Да. А ведь этот ребенок был так плох, что ему пришлось делать трахеотомию. Видишь шрам? — Теода показала на тонкий шов. — И еще я вижу: когда мы начинаем сеанс, веки поднимаются чуть выше. Мальчик понимает, что мы хотим ему помочь. Смотри, глаза приоткрываются... чуть-чуть, но и этого достаточно. Я была права! Я знала, что не ошибаюсь!
— У тебя мало времени, — предупредила Хельва. — Здешние власти вызвали патрульное судно, через полчаса оно сядет рядом со мной. Мне придется открыть люк под угрозой повреждения корабля, так уж я запрограммирована.
Теода испуганно подняла глаза.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Взгляни на экран. — Хельва настроила изображение так, чтобы Теода могла увидеть толпу людей и скопление машин у подножия корабля. — Они становятся чересчур настойчивы.
— Но я ничего не знала.
— Тебе был нужен покой. И я сумела его обеспечить, — ответила Хельва. — Но если взглянуть на все со стороны, можно предположить, что майор медицинской службы, его сын и приглашенный медицинский советник содержатся в заключении у меня на борту. К тому же они подозревают, что мои недавние... словом, что я собираюсь удариться в бега.
— Разве ты им не сказала, что мы проводим сеансы терапии?
— Конечно, нет.
— Но почему...
— Пора начинать очередной сеанс. Сейчас дорога каждая минута.
— Сначала нужно покормить малыша.
Теода осторожно ввела концентрированный раствор в тонюсенькую вену и стала массировать бугорок, оставшийся на месте инъекции.
— Какой сладкий мальчик, правда, Хельва? — сказала она. — Даже по лицу видно.
— Наверняка жуткий озорник — с такими-то веснушками, — фыркнула Хельва.
— В душе они как раз и есть сладкие, — твердо возразила Теода.
Хельва заметила, как ресницы мальчугана упали на щеку, потом снова приподнялись. И решила, что права она, а не Теода. Это надо же придумать: рыжий, весь в веснушках — и сладкий!
Снова началось терпеливое, монотонное восстановление нарушенных связей. Внезапно Теода вздрогнула, услышав громкий стук. Он разбудил и медика, который уснул прямо на полу. Хельва, скосив один глаз на экран, ожидала удара. Онро поднялся и заговорил, еще не соображая, где находится:
— Что происходит?
Ответом ему последовал второй глухой удар.
— Да что там, черт возьми, стряслось? Кто это колотится, как полоумный?
— Половина планеты, — едко ответила Хельва, включая внешние аудио- и видеокамеры. Ей сразу пришлось убавить звук — в кабину ворвался оглушительный гвалт.
— Ну ладно, угомонитесь, — сказала она толпе, без усилия заглушая ее недовольный ропот.
— Х-834, требую разрешения войти! — выкрикнул кто-то у входа.
Она покорно включила лифт и открыла люк. Онро протопал к отверстию и, нагнувшись над ним, заорал:
— Какого черта вы тут беснуетесь? Убирайтесь все немедленно! Вы что, совсем забыли о приличиях? Что за тарарам? Имеет человек право хоть немного отоспаться? Единственное тихое место на всей вашей паршивой планете!
В это время с ним поравнялась кабина лифта, обнаружив внутри пилота патрульного корабля и нудного чиновника, сопровождавшего Теоду во время посещения больницы.
— Майор Онро, мы беспокоились за вас, особенно после того, как ваш сын исчез из своей постели.
— Послушайте, инспектор Кариф, вы, никак, решили, что госпожа Теода похитила меня вместе с сыном и держит в качестве заложников на борту спятившего корабля? Экий вы, однако, фантазер! Эй, что это ты задумал... ты, ты, парень, — крикнул он, заметив, чт» пилот потянулся к панели центрального пилона, за которой находилась оболочка Хельвы.
