ФАССА
В ярком свете, озарявшем рубку, черные грани мини-кристалла отбрасывали блики, когда Фасса поворачивала руку так и этак, любуясь эффектом искристой черноты среди мешанины подвесок из серебра и призмадерева. Кристалл был таким же черным, как гладкие волосы и раскосые глаза Фассы. И особенно красиво его чернота контрастировала с ее ухоженной гладкой кожей. Твердость и блестящее совершенство мини-кристалла были словно отображением таких же качеств самой Фассы — прекрасной и непроницаемой.
«Оболочка, полная опасных тайн».
Девушка посмотрелась в зеркально гладкие грани мини-кристалла и увидела, как ее лицо отражается сразу дюжиной крошечных зеркалец, искажаясь и дробясь. И, пойманное в эти миниатюрные зеркала, ее прекрасное лицо превращалось в маску боли и безмолвного крика.
«Нет! Это не я — это не могу быть я». Фасса уронила руку, и колокольчики на браслете разом звякнули и умолкли. Оттолкнувшись от странной титановой колонны, занимавшей так много пространства рубки, Фасса передвинулась в угол между экранами и шкафчиком с выдвижными ящиками.
— Пустые экраны, — приказала она кораблю.
Головокружительные виды игрового пространства «Разбросанных» померкли, сменившись черной пустотой, такой же, как поверхность мини-кристалла. Фасса смотрела на экран, приоткрыв губы, пока созерцание собственной красоты не придало ей уверенности. Да, она оставалась такой же привлекательной, какой всегда себя считала. Искаженное отражение в мини-кристалле было лишь иллюзией, так же, как сны, тревожившие ее покой, — сны, в которых ее прелестное лицо и совершенное тело слетали, словно шелуха, обнажая съежившееся, жалкое создание, прятавшееся внутри.
Успокоенная, Фасса погладила двумя пальцами браслет и коснулась твердой граненой поверхности мини-кристалла. «Я храню свои секреты, а ты храни свои, сестричка». До тех пор, пока Фасса может поставить между собой и миром щит своей совершенной красоты, она может чувствовать себя в безопасности. Никто не заглянет под эту маску и не увидит презренное существо внутри. Немногие пытались, все остальные были слишком загипнотизированы внешним блеском. Мужчины — это одержимые желанием идиоты, и они заслуживают лишь того, чтобы их глупость обернулась против них самих. Если она сможет использовать их вожделение для того, чтобы обогатиться, тем лучше. Боги знают, ее красота слишком многого стоила ей в прошлом!
«Мама, мама, заставь его прекратить!» — плакал детский голос где-то на задворках ее сознания. Фасса горько рассмеялась при воспоминании об этой глупости. Сколько лет было ей тогда? Восемь, девять? Достаточно мало, чтобы думать, будто ее мать способна остановить такого человека, как Фаул дель Парма-и-Поло, способна заставить его отказаться от того, чего он действительно хочет, — например, от своей дочери. Мама закрывала глаза и отворачивалась. Она не хотела знать, что делает Фаул с их прелестной маленькой девочкой.
«Уродливая девчонка. Грязная девчонка», — прошептал другой голос.
И все-таки именно мама остановила это, в некотором смысле. Слишком поздно, но тем не менее — ее зрелищное и публичное самоубийство положило конец играм, которым предавался Фаул наедине с дочерью. Прыгнув с балкона сорок второго этажа, мама разбилась на террасе галактического отеля «Регис», посреди пышного убранства в честь ежегодной вечеринки компании Фаула дель Пармы — вечеринки, на которой присутствовали все но-востники и сплетники. И новости, слухи, сплетни и предположения, которыми оказалось окружено самоубийство жены дель Пармы, переполняли новостные лучи еще много недель. Почему она покончила с собой? Фаул дель Парма мог дать женщине все, чего она только пожелает. Не было никаких свидетельств ее психической нестабильности. И все знали, что Фаул дель Парма никогда не заглядывался на других женщин, ему никто не был нужен, кроме жены — ну, никто особо и не видел эту жену, не так ли? Она была домоседкой. Но он всюду появлялся на людях вместе с прелестной маленькой дочкой, ей только тринадцать, но ей так идет траур...
До дюжины новостников разом дошло, что можно взять интервью у дочери. И тогда это прекратилось. Фаул дель Парма отдал дочь в очень дорогую, очень закрытую школу-пансион, где ни один новостник не сможет добраться до нее, чтобы задать неподходящие вопросы.
