— Чем можно любоваться в боксе? — спросила Оксана.
— Чем же еще? Человеком.
— Вот вы и попались, — политолог обличительно выставил палец. — Любуетесь боксом, значит, поощряете насилие, то есть грех! Боксеры ненавидят друг друга, значит, вы любуетесь ненавистью!
— Кто вам сказал, что ненавидят? Иногда они даже обнимаются после боя, не замечали? Вы про Формэна слышали? Чемпион мира, профессионал. И при этом — священник. Бокс не мешал ему проповедовать любовь к ближнему.
— А футбол, значит, мешает? — не унимался Нужнов.
— Не сам футбол, а вот эта грязь вокруг него. Вот эти «евангелисты» мешают. Они любят только себя, а надо любить всех.
— Как это — всех? — спросил Марат.
— Как получится, — отшутился Вадим и отвернулся к окну, чтобы прекратить дискуссию.
— Нет, они все-таки козлы, — Марат постучал пальцем по стеклу. — Я еще понимаю, если бы христианская команда играла с мусульманской, но здесь же свои рубятся! Одна вера, один язык. Нет, вы меня, конечно, извините, но они — козлы.
Дорогих интуристов разместили в застекленной комфортабельной ложе. Крутящиеся кресла, столики с пепельницами, бар за спиной, несколько телевизоров и наушники с комментарием на пяти языках. Юрист и политолог сразу оседлали табуреты у стойки и принялись изучать испанский язык методом тыка: Гурьев тыкал пальцем в бесконечную витрину, бармен произносил название напитка, после чего напиток дегустировался. Но, как только началась игра, они накупили в баре пива и отправились на трибуны. В конце концов, они пересекли океан, чтобы окунуться в атмосферу праздника, как было написано в рекламном проспекте Глобо.
Насколько Вадим Гранцов разбирался в футболе, сегодняшняя игра была хороша. Виртуозная техника, неподдельная страсть и артистичное судейство. Рев трибун доносился сквозь толстое стекло. Когда в ворота гостей был назначен пенальти, задребезжали бокалы на столике — это болельщики оказывали давление на вратаря. И добились своего. Вратарь прыгнул в одну сторону, мяч полетел в другую, а автор гола помчался вдоль трибун, раздирая на себе майку.
— А не было никакого нарушения, — возмутился Кирсанов. — Судья-то на ваших работает.
— Судья тоже человек, — сказал Федор Ильич. — Его дома дети ждут.
— Откуда у футбольного судьи дети? Какая дура за него выйдет, за смертника? — хохотнул Василь, азартно захлопал в ладоши и вскочил с места. Он болел за обе команды и радовался каждому голу.
Его энтузиазм, однако, никому не передался. Гранцов заметил, что Федор Ильич и Оксана обмениваются тревожными взглядами. Минут за десять до конца матча в ложу пришел водитель автобуса. Он остановился на пороге и постучал пальцем по часам.
— Может быть, начнем собираться? — сказал Федор Ильич. — А то застрянем надолго.
— Ладно, — неожиданно легко согласился Василь. — И так все ясно. Пора уносить ноги.
— Спускайтесь к автобусу, а я остальных позову, — распорядился старик, нервно поправляя шляпу.
Лестница была усеяна окурками и пивными банками. Внизу у дверей толпились солдаты в касках и с прозрачными щитами. Они неохотно расступились, пропуская иностранцев к автобусу. При этом, поправляя амуницию, каждый норовил задеть проходящих — кто локтем, кто дубинкой.
Водитель уже запустил двигатель и поглядывал в зеркала, а Федора Ильича все не было. Где-то вверху отдавался рев стадиона. Внезапно рев усилился и достиг высочайших нот.
— Все-таки продули, — констатировал Василь. — Где же чертов дед? О, гляньте, уже несут одного.
Мимо автобуса на носилках пронесли раненого. Одной рукой он прикрывал глаз, другой яростно молотил воздух.
Стоянку вдруг заполнили люди в разорванной одежде. Они на бегу молотили по машинам обломками своих флагов. За ними гонялись солдаты.
— А вон и наши, — заметил Василь и показал пальцем.
Гранцов не видел «наших». Он видел толпу, которая выдавливалась из ворот стадиона, и многие почему-то шли спиной вперед. Только привстав, он увидел в передних рядах белую шляпу Федора Ильича. И еще он увидел, как взлетают и опускаются на эту шляпу руки толпы.
В инструкциях, полученных в турфирме перед отлетом, было подробно описано, как вести себя во время массовых беспорядков. Сейчас туристам следовало оставаться в автобусе, держась подальше от окон. Но тут Гранцов услышал, как Василь вскрикнул:
