Очень печально, что их раны оказались не смертельными… Тропа ведь здесь всего одна. И, что вдвойне печально, она узкая. Шаг в сторону – и голос сорвешь от крика, пока вниз лететь будешь. Обойти эту седловину по склону не выйдет: многометровый слой рыхлого снега держится там непонятно на чем – пройти не позволит. Здесь вообще в здравом уме никто в такую пору не появляется – весенние лавины обожают скидывать беспечных дураков в пропасть. Старик, наверное, из ума выжил, раз на такое приключение решился. Да еще и мальчика с собой прихватил. Стоит теперь, устало опираясь о простецкий дорожный посох, равнодушно осматривая смертельную преграду, возникшую на пути, – пятерку потрепанных омров.
Омры голодны – это было понятно с первого взгляда, – к тому же сытых омров в природе не существует. Здесь ведь нет ничего, кроме камней, льда и снега – вещей явно несъедобных. Обычные солдаты, уцелевшие после разгрома, могли рассчитывать хоть на какую-то поддержку от крестьян долин, но только не омры: никто им не подаст даже крошки от черствой лепешки. Путь мародерства не приведет к сытости – суровый народ Гедании легко расправится со столь скромной шайкой, да и про отряды карателей не стоит забывать: выследят быстро. Им оставалось одно – уходить отсюда, прорываться к плоским вершинам родного Раввелануса.
И при этом по пути не протянуть ноги от голода…
Старик не из тупых крестьян – явно «бывший». Раз так, то никто его теперь не хватится, и никто не станет за такого мстить: аристократы сейчас гибнут, будто колоски под косами жнецов; смерть одиночки – лишь перерезанная соломинка этой кровавой страды. Этот нахохлившийся древний ворон был обречен, как и его тощий мальчик. Омрам ведь нужна еда. Путник еще не понимал, с чем столкнулся, иначе бы давно осел в снег от ужаса, неудержимо расслабляющего колени. Мальчик, пожалуй, соображал быстрее: в его огромных васильковых глазах разве что слепой не заметил бы тревоги. Спасения не было: их личная трагедия – всего лишь один из многих рядовых эпизодов этой бесконечной войны. И пусть война уже проиграна, кровь, пролитую однажды, не так-то просто остановить: она будет литься вновь и вновь. Династии больше нет – омры свободны от вассальной клятвы и ничем здесь никому не обязаны. Перед ними на узкой тропе стоит желанное мясо, а не повелители; мир резко изменился, а чувство голода осталось прежним.
Но даже для этих грубых созданий события последних дней оказались чересчур уж необычными – явно растерялись. Они пока что просто стояли, не спеша приступить к трапезе. Память о былом сдерживала – не так-то просто причислить к еде того, кому ты неделю назад подчинялся.
Вперед шагнул один – видимо, вожак шайки. В глазах этого омра-переростка читалась нешуточная работа мысли. Хотя что тут думать: убей и сожри. Но нет – воин, закрепощенный былыми принципами, пытался найти компромисс с совестью. И он его нашел:
– Старик! – Голос омра, сиплый и прерывистый, намекал о проблемах со здоровьем. – Ты иди – тебя не тронем! Мальчик останется!
В глазах старика ничто не изменилось – он или вовсе дурак, или сломлен настолько, что уже ничему не способен удивляться. Но нет: омр поторопился списывать со счетов эту развалину. Ответ путника был спокоен, слова взвешенны и разумны, причем не без иронии:
– Уважаемый воин, могу ли я узнать, для чего вам понадобился мальчик? Неужели вы решили его съесть? Убить человека из народа Изголовья Мира?
– Да, старик, мы именно это и хотим. Проходи дальше – тебя не тронем.
Сокрушенное покачивание головой.
– Пять воинов Раввелануса – и один худой мальчик… Его и на двоих маловато будет.
– Утолить первый голод хватит!
– Понятно. Мальчика на мясо, а меня прогнать – не пустить ночевать в пещеру. А потом, когда я, спускаясь с перевала, закоченею ночью, вы и меня съедите, утолив голод как следует. Но не убьете – оставите эту работу морозу. Облегчите груз совести ровно в два раза – умертвите одного вместо двоих. Мудрое решение и оригинально милосердное. Меня это позабавило.
Будь омр действительно мудрым, он бы уже понял: с этим стариком что-то не то. Но среди воинов Раввелануса умного найти нелегко – таких там еще в младенчестве используют в гастрономических целях.
