Она обхватила руками колени, положила на них подбородок. Зеленые глаза Полины погрустнели, стали влажными и глубокими.
Илья присел на песок, поискал звезды. Звезд не было. То ли их забыли зажечь при сотворении этого мира, то ли в небесах готовилось ненастье.
— Вы… все годы одна? — негромко поинтересовался он и тут же добавил: — Извините, если вам неприятно, можете не отвечать.
— Почему же, — равнодушно сказала Лоран. — У нас сходные профессии: я ведь тоже привыкла людей изучать… Так о чем мы? Ах да, был у меня муж, давно. Я его в семнадцать лет полюбила. А потом ушла. Ревнивая я.
— Извините, — повторил Илья, досадуя, что поторопился с расспросами. «Не отголоски ли это, — подумал он, — той бесцеремонности хирурга, с которой я начал работу Садовника и которая сыграла тогда со мною довольно злую шутку?»
Полина вдруг улыбнулась.
— Да не ищите вы женщину. Не было ее. И быть не могло! Совпадение было. Я ревнивая, а он — целеустремленный. Словом, цель у него большая была, сверхзадача. А я свою любовь тоже великой целью считаю. Вот и не ужились соперницы.
«Лунатиков» показалось сразу двое. Вернее, к мечети шли уже вполне нормальные люди: то ли передача кончилась, то ли мозг от нее отключился больше тридцати-сорока минут никто из медиумов не выдерживал.
— Эге-гей! — позвала Полина высокого звездолетчика, очевидно, решив, что он как медиум интересней, — подождите нас, Кен.
По пути, когда они спускались в ложбинку, Илья спросил, не появилось ли чего нового в тех видениях и ощущениях, которые испытывали люди во время приема хаотической информации.
— Все то же, — неопределенно сказала Лоран. — Цветовая полифония, повторяемость и ритмика сигналов, различные эмоциональные побуждения… Юргена Шварца, например, после сеансов приема обуревает жажда упорядочивания. А так как он ничего, кроме своей космологии, не знает, то выкапывает из библиотеки сотни древних и новых гипотез об устройстве мироздания и докучает ими всем и каждому. Он, видите ли, полагает, что все представления о мире укладываются в четыре простейшие схемы и что синтетическим путем из них можно получить истину…
— Побуждения бывают разные? — полюбопытствовал Илья.
— Очень, — лицо Полины стало вдруг загадочным и озорным. — Но, увы, все это трижды вторичное. Отраженный свет.
— Треверс, — представился звездолетчик, когда они, увязая в мелком песке, наконец взобрались на противоположный склон овражка. Кивнув Полине как старой знакомой, он добавил: — Я вас видел на «Бруно», Илья.
— Ну что, Кем, то же самое? — спросила Лоран.
Треверс смутился.
— Ничего нового. И, знаете, ощущение весьма мерзкое. Иду вот и все поглядываю на себя…
— Тебя не убудет, — засмеялась Полина. — Представьте, — она обернулась к Илье, — у Кена во время приема хаотической информации всегда довольно сильное побуждение к… размножению!
— Ты как маленькая, — недовольно проворчал Треверс и пояснил: — Она знакомит меня со всеми вновь прибывшими и обязательно «забывает» при этом добавить к слову «размножение» еще два слова «путем деления».
— То есть? — удивился Илья.
— Я как бы получаю команду разделить часть своего существа, сформировать из него нечто новое. Много чего-то сформировать. Я чувствую, что это очень нужно, жизненно важно, но, естественно, выполнить команду не могу… Испытывать такое мучительно. Тело в прямом смысле этих слов разрывается на части, хочет взорваться… Так что ждите новую атаку.
— У Кена есть любопытная теория, — заметила Полина, поеживаясь от холода. — Пойдемте, кстати, отсюда. Я по дороге расскажу.
Треверс распрощался с ними неподалеку от мечети-выхода. Лоран, посмеиваясь, рассказала Илье, что звездолетчик считает свою информацию (ту, которую он воспринимает) командой для звезды. Командой продуцировать простейших. И действительно, после передач «для Треверса» количество амеб возрастает. Особенно в районе Питателя.
— Вы же знаете, наверное, что само излучение влияет только на человеческую психику; наши приборы его не регистрируют. Систему волноводов хаотической информации обнаружили случайно, по электромагнитному фону их так называемых оболочек. Вот в принципе и все, что мы знаем.