Причал поселка строителей напоминал кусок льда, который позабыла в спешке зима. Ручейки движущихся тротуаров вытекали из-под белой его плиты и разбегались в разные стороны. Штук восемь их уходило к Центральному котловану, столько же — к поселку, гирляндам модулей между сосен. Остальные дорожки скрывались в лесу или карабкались на пологий дальний холм, где виднелись параболические антенны энергоцентра.
Толпа пассажиров вскоре рассосалась.
Внимание Ильи привлекла рослая молодая сосна, которая ближе всех подошла к «льдине» причала. Ее золотистый ствол, увенчанный в поднебесье колонком кроны, напомнил ему кисть. Такой кистью, наверное, разрисовывали уральское небо. Ишь как сияет, как выразительны легкие мазки облаков!
Опять захотелось снимать. Жадно, много, не отбирая материала, взахлеб. Как в июне, когда он нашел-таки свою секвойю. Так еще было четыре года назад, в Крыму. Там он снимал шиповник. Задиристый шиповник, взбирающийся на такие крутые склоны, где его плодами могли лакомиться только птицы…
«Как хочется снимать, — подумал Илья. — Не людей, деревья. Одни деревья!»
Он знал причину своего смятения: последние две недели он делал фильм о конструкторском центре Дашко, вернее — о самом Дашко, и это было чертовски неприятно. Бил поэтом, а стал обличителем. Илья полагал, что в случае с Дашко впервые сказалась его профессиональная хватка Садовника, и это сердило: зачем он тратит пыл и мастерство художника, когда достаточно обратиться в местный Совет? С другой стороны, фильм даже увлек его. Ему нравилось постоянно отвергать очевидное, то, что лежало на поверхности, и заглядывать в потемки чужой души. Конечно, с деревьями легче. Они не знают фальши. Их души бесхитростны и светлы…
— Извините, — окликнули его. — Вы так… далеко сейчас, но у меня ограничено время. Я пришла вас встретить.
— Узнали? — улыбнулся Илья.
Девушка смотрела на него, вопрошающе и немножко устало. На чистом лице ее отразилась тень беспокойства.
— Сколько вы спите? — не удержался он от вопроса, заметив ее покрасневшие веки.
Ирина предостерегающе подняла руку.
— И вы туда же, — в ее диковатых глазах появилась укоризна. — Нам свои Садовники жить не дают. Мол, надо по четыре часа работать, а вы — ой батюшки! — по семь. Да разве это работа? Это наслаждение. Такое огромное дело!
И безо всякого перехода, в упор:
— Что-нибудь стряслось? Мать, брат, Толик, друзья?
«Вот оно, — возликовал Илья. — Ирина назвала Жданова отдельно. Она выделила его! Непроизвольно. Значит, он дорог ей. Пусть это не любовь, пусть, но он ей дорог!.. А как я переживал, когда отправлялся сюда, когда звонил ей по браслету. Ведь я, в сущности, так мало знал об Ирине. Я не знал, как и Анатоль, главного, того, что сожгло ему душу — равнодушна ли?»
— Меня беспокоит Толь, — ответил Илья, и в диковатых глазах промелькнуло удивление: «Совпадение или он в самом деле знает, как я называла»…
— Очень беспокоит! — добавил он.
Ирина вздрогнула, подалась к Илье:
— Он жив?
— Конечно, — улыбнулся Илья, а про себя отметил: гением всех времен и народов станет тот, кому, наконец, удастся смоделировать женскую логику. Я решился… — продолжил он, но тут же круто изменил тон разговора. — Я нашел вас потому, что знаю историю Анатоля, знаю о его чувствах…
— Кто о них не знал, — покачала головой Ирина. Взгляд ее стал далеким, почти отсутствующим. — Позволь ему — он свои объяснения в любви транслировал бы по системе «Инфор».
— Вы осуждаете? — удивился Илья. — Открытость, по-моему, достоинство, а не порок.
— Если за ней правда, — возразила Ирина. — Общая, одна на двоих, а не чья-то выдумка. Анатоля всегда сжигало нетерпение. Импульсы, вспышки. Во всем. — Ирина поискала слов, зарделась. — Короче, я не приняла его любви… Нетерпеливой и потому… примитивной.
— Вы решили окончательно?
— Да, то есть, нет… Я звоню ему… Изредка, чтоб особо не обнадеживать. — Ирина запнулась. — Обнадеживать преждевременно… Но Толь, мне кажется, стал лучше. Много работает…
— Вовсе не работает, — жестко сказал Илья. Он остановился возле кромки «льдины», у сосны-разведчицы, легонько взял Ирину за плечи. — Он все вам врал. Он погибает, Ирина. В начале февраля Жданов пытался покончить с собой. Его спас случай.
