— Он все оставил в Суссексе. Документы, деньги, одежду. Кстати, мне хотелось бы взглянуть на вещи Джули Бонем.
— Конечно. Пьер сказал, что все они по-прежнему в ее комнате.
Я встал. Мне не терпелось увидеть личные вещи горничной. Шару проводил меня к выходу.
— Если вы не возражаете, я хотел бы как можно скорее переговорить с Пьером.
Писатель отошел на несколько шагов и нажал на кнопку звонка рядом с дверью.
— Не хочу показаться назойливым или циничным, — сказал он, пока мы ждали дворецкого. — Но я пишу и детективы и часто черпаю вдохновение в сводках криминальной хроники, ищу там сюжеты. Ради Бога, не подумайте, что я намерен спекулировать на произошедшем, но нельзя ли мне следить за ходом расследования по делу горничной?
Я посмотрел ему в глаза:
— Что значит «следить за ходом расследования»?
— Ну, время от времени беседовать с вами, чтобы быть в курсе развития событий. Я часто так делаю, если какое-нибудь преступление привлекает мое внимание. Как говорится, поддерживаю форму. Помогает почувствовать себя моложе. Я ведь раньше был журналистом, работал в криминальной хронике и иногда тоскую по тем временам.
Я должен был сразу догадаться, что под маской успешного писателя прячется чертов журналист! Все эти людишки ради новости готовы мать родную продать. И Шару такое же бессердечное чудовище. Его горничную задушили и разделали на куски, голову ее нашли в желудке трески, а этот тип спрашивает, можно ли ему следить за ходом расследования. Просто так, для поддержания формы.
Однако я решил подыграть ему и согласился на предложение. Шару тут же засыпал меня вопросами. Я постарался скрыть от него как можно больше и плавно перевел разговор в другое русло. Поинтересовался, чем занимался писатель, начиная с того дня, как Бонем уехала в отпуск.
Он засмеялся.
— Я как раз думал, почему вы до сих пор меня об этом не спросили. Я был здесь. И прислуга может это подтвердить. Я сейчас пишу новый роман и живу практически взаперти.
— Детектив?
— Нет, кое-что посложнее. Исторический роман, действие происходит во времена инквизиции. Это очень тяжело, уверяю вас. Я почти раскаялся в том, что взялся за него, но половина уже написана. Приходится двигаться дальше. Тем более я уже продал одному режиссеру права на экранизацию.
При этих словах я вдруг вспомнил одну подробность, до сих пор ускользавшую от моего внимания: ведь это Торки снял фильм по одному из романов Шару.
— Вероятно, Дэвиду Торки?
Писатель взглянул на меня удивленно:
— Кто вам сказал?
— Так я угадал?
Он покачал головой:
— Нет, это не Дэвид Торки. Но мне интересно, откуда у вас такая информация.
— Ниоткуда. Я просто вспомнил, что Торки уже снимал фильм по вашему роману.
— Вижу, вы следите за кинематографом. О той картине почти никто не знает, ведь Торки тогда только начинал, и лента прошла незамеченной.
Да, правда. Я слежу за кинематографом. В свободное время если не встречаюсь с женщинами, то хожу в кино.
— Кроме того, — добавил Шару, — Торки сейчас занимается другим проектом. Он хочет снять фильм о Босхе.
— Я не знал.
— Ничуть не удивлен. Это секрет. В него посвящено очень мало людей. Вы же знаете, Торки любит окружать себя таинственностью.
— А почему вы в курсе, раз это секрет? Вы с Торки друзья?
Писатель захохотал:
— Друзья? У Торки нет друзей. Я с ним не виделся и не разговаривал со времени выхода нашего фильма. А с тех пор прошло тридцать четыре года.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— У меня тоже есть тайны.
— Парень Джули Бонем работал у Торки. — Я внимательно следил за реакцией Шару. Как странно, думал я, ведь молодой человек родился в том же городе, что и Босх.
Новость обескуражила писателя.
— Как тесен мир! — воскликнул он. — Забавное совпадение.
— Да.
В это мгновение наконец появился Пьер. Кто знает, почему он так долго не шел.
Комната Джули Бонем находилась на чердаке, в духе бульварных романов про жестокое обращение с прислугой. Зимой в такой каморке должен всегда стоять полярный холод, а летом — тропическая жара. Но это был явно не тот случай. Неплохая обстановка для комнаты служанки. Над кроватью даже висел балдахин. Небольшой шкаф, комод, туалетный столик, тумбочка и кресло с пуфиком составляли остальное убранство.
