Я выхожу из здания лесхоза. Меня приветливо провожают до крыльца.
Довольно пока. Перейдем с теневой стороны на солнечную аллею старинного парка, вдохнем чистого воздуха, благоговейно осмотримся. «Как вольно дышит грудь, как бодро движутся члены, как крепнет весь человек…»
Недавно отреставрированы «Флигель изгнанника», в котором писатель провел годы ссылки, фамильная церковь, где вскоре откроется экспозиция культуры, истории, быта Спасского-Лутовинова. Предстоит восстановить школу, ту самую, что 125 лет назад построил Иван Сергеевич для крестьянских детей, и в ней — еще одна мемориальная экспозиция. Реставраторы доведут до ума и другие объекты музея: баню, каретный сарай, часовню, погребок.
Вечереет. Тишина в усадьбе. Знаменитый письменный стол под зеленым сукном. Живые цветы в вазе на столике в большой гостиной. Слышно, как стучат часы-башня. Беседуем с директором музея, Николаем Павловичем Юдиным; он здесь четвертый год, прежде был председателем Мценского горисполкома.
— Спасское-Лутовиново отныне музей первой категории, — рассказывает директор. — Будут расширены штаты — до 118 человек, пригласим самых разных специалистов. Для них скоро начнется строительство жилья в селе. Нам нужны главный архитектор заповедника, научные сотрудники, экскурсоводы, художники-оформители, рабочие, смотрители… Организован специальный отдел паркового искусства и природных ландшафтов: Тургенев — певец русской природы, и важно воссоздать и сохранить исторический пейзаж и самой усадьбы, и ее округи. Пруды хотим восстановить.
Голос директора звучит ровно. А по лицу тени забот: шутка ли возглавить такое особенное хозяйство, опыта маловато, а ответственность… Я знаю о прудах. Прежде их было четыре — целый каскад: пруд Захара, Варнавицкий, Кузнечный, Большой Спасский. Остался один — Большой Спасский. «Пруд глубок и холоден», — замечал друг Тургенева, поэт Яков Полонский. Это от множества ключей, бьющих в его глубине. В детстве Тургенев ловил здесь карасей. Даже гольцы попадались. Нет ничего теперь.
Не так давно задумали почистить пруд: заросший, грязный, илу невпроворот. В прежние времена, в те самые, еще с карасями, являлись для этого степенные сосредоточенные люди, мастера-копачи. Но вспоминать их приемы и заветы было долго и нудно. Объединение «Орелмелиорация» откликнулось по-своему: бульдозер и скрепер — вот что надо.
Долго дрожали стволы столетних деревьев от грохота страшных машин.
Гусеницы утюжили дно, уплотняли тяжестью ил и так уплотнили, что ни один, даже самый проворный ключ не смог снова пробиться наверх и, смиренно булькая, ушел в глубины — на поиски более легких подземных путей.
Ключи, когда-то постоянно обновляющие воду в пруду, исчезли не только от этого. Вторая и значительная причина — массовая вырубка деревьев. Тут мы снова возвращаемся к Некрасову.
Если подъезжать к усадьбе со стороны железнодорожной станции Бастыево, то кажется, что лес стоит цел и невредим, как и 150 лет назад. А приблизишься, заглянешь за деревья — там, словно в трухлявом пне, — пустота. Это открытие опечалило Некрасова, в 1984 году вступившего в свою лесную должность. Он решил тогда: сберечь надо оставшиеся деревья.
Поначалу отношения с начальством в лесничестве и лесхозе (в их руках все окрестные урочища) складывались благополучно. У Александра Борисовича всякое дело ладилось — он ведь и слесарем был, и шофером, и трактористом, и сварщиком, даже монтажником-высотником. С тех гудящих на ветру высот потянуло его на лесные тропы, к реке поближе. А лес он знал и любил еще по забайкальской тайге, хотя не всегда тот ему платил тем же: однажды придавил Некрасова старый медведь-шатун, затхло дышал в ухо, кости на прочность пробовал. Затаился человек, замер надолго — как только терпения хватило. Тем и спасся. Похоже, все терпение он оставил в забайкальском лесу. Сегодня его чуть тронь — вспыхивает порохом. И то: дважды увольняли, дважды суд восстанавливал на работе.
Во время обхода в урочище Березовское обнаружил новый лесник более сорока спиленных берез. Оказалось, спилили их по указанию прямого начальства Некрасова — лесничего Н. Федоровской, ее заместителя Н. Изотовой, техника Н. Платоновой и мастера В. Савкиной.
